Дневник Верховского

Из материалов личного архива видно, какими именно аргументами подкреплял свое выступление военный министр. Верховский вспоминал: «Затем, и это главное, не затронута также моя мотивировка о необходимости говорить о мире, вернуть этим армии боеспособность – сильно сократив ее и тогда, как меня спросили:

– Даже, если мирные переговоры будут неудачны?

– Тогда с реальной силой в руках мы будем в состоянии ожидать мира сколько нужно.

Вот на это меня и спросили:

– А если союзники не согласятся?

– Тогда мы пройдем через величайшие страдания вследствие захвата власти большевиками. Точка зрения моя была: если можно, вместе с союзниками заключить мир. Если нельзя, то говорить о нем и, пользуясь переменой настроений, восстановить порядок и стать величиной на счетах, а не разлагающимся трупом» (л. арх.).

Как видим, военый министр ставил вопрос вполне реалистично. В его докладе не было того «верхоглядства», которое произвело столь сильное впечатление на Винавера: «Сухим, беззвучным голосом, окидывая собрание холодным взглядом бесстрастных, точно стеклянных глаз, молодой человек в генеральском мундире путем цифр, дилетантски составленных, доказывал нашу небоеспособность, не задаваясь, по-видимому, даже вопросом о «моральном и государственном смысле предлагаемого им поворота»[498].

Верховский предложил резко сократить численность вооруженных сил за счет демобилизации старших возрастов. Одновременно предполагалось возродить строгие дисциплинарные меры, в том числе создать отдельную группировку, численностью до 150 тысяч человек, для борьбы с дезертирами и погромщиками в тылу.

Доклад военного министра оказал на собрание потрясающее впечатление, но он ясно видел, что это впечатление было враждебно сказанному в докладе. На возражения участников заседания, что немедленный мир означал бы потерю доступа к Балтийскому морю, крушение надежд, связанных с революцией, военный министр отвечал, что его интересовали не завоевания революции, а спасение страны. Верховский вспоминал важные подробности того исторического заседания:

«Кускова, всплеснув руками, говорит:

– Что, вы министр Временного правительства предлагаете сепаратный мир? Как это может быть?

Я ответил:

– Не мир, но шаги к его приближению вместе с союзниками.

Мартов спросил:

– Нужно ли опасаться захвата власти большевиками?

Я ответил, что этого не боюсь и что управлюсь с этим.

Терещенко спрашивал:

– Как же эти лишения должны давить на армию, а бунтуют тыловые солдаты? Вообще вопрос в такой постановке Временным правительством не был поставлен. Что касается диктатуры, то она совершенно не нужна.

Он умышленно исказил мою мысль. Я говорил лишь о борьбе с анархическими и погромными выступлениями» (л. арх.).

Обсуждение доклада Верховского потонуло в словопрениях, закончившихся в момент закрытия заседания в 12 часов 10 минут ночи, то есть уже 21 октября. Воистину сказано: «Наказана ты, Русь, всесильным роком, как некогда священный Валаам: заграждены уста твоим пророкам, а слово вольное дано твоим ослам!».

А. И. Солженицын, очевидно, не знал всех подробностей (или не хотел их отражать в своих трудах) и писал о докладе Верховского сжато, в виде тезисов: «Всем видно, что правительство в параличе воли. – На секретном заседании двух комиссий предпарламента доклад Верховского, не согласованный с ВП: Армия больше воевать не может, надо спасать государство; вырвать почву из-под большевиков, самим первым предложив мир; заключить мир, какой сейчас возможен. И нужна сильная единоличная власть»[499].

Реальность была такой: в октябре весь фронт был готов к свержению Временного правительства. Рассчитывать можно было лишь на казачьи районы – Кубань, Терек, Дон, Астрахань.

А. И. Верховский называл вещи своими именами: «Мой ультиматум в предпарламенте сорвался. Не поддержали его, на гибель армии и страны» (выделено мной. – Ю. С., л. арх.).