Дневник военных лет

Главное — поездка по району: печь, где немцы сжигали трупы, груды вещей расстрелянных, обнесенный колючей проволокой лагерь — пустырь с изоляторами на столбах (ток), поле, где похоронено 220 000 человек, траншеи с человеческим пеплом (крупный, светло-серый, много мелких костей). В траве валяются вставная челюсть, носовые платки.

Лес, где наши самолеты громили окруженных немцев, — всюду разбитые танки, пушки, машины, ракеты, снаряды. Трупы лошадей, до сих пор не закопанные немцы. Они уже истлели, но местами — еще сильный запах гниения. Большой лес заполнен этими остатками уничтоженной армии.

Рассказы партизан о сражениях, расстрелах, убийствах, пытках.

Некуда уйти: вера в бога — интеллектуальное убежище для кретинов. Вера в культуру и прогресс, но они-то и довели до всего этого. Вера в себя — миллионы таких же гибли в самых жестоких страданиях. Не остается ничего, кроме цинизма, фатализма, пустой инерции жизни. Кто найдется, чтобы сказать о новых моральных ценностях после этой войны. Она убила людей внутренне.

Были Соловьев, Дельсон, Бессонов.

Оля оставлена на работах в лесу до 20-го.

Румыния вышла из войны. Финляндия — выходит.

Но Гитлер говорит, что у него еще свежий миллион людей и что если Вильгельм кончил войну без четверти 12, то он ее кончит в четверть первого.

Новая редколлегия “Знамени”. Вишневский — редактор. Тихонов, Симонов, Толченов, Тарасенков, я — коллегия. Ее вызывали к Жданову. Два дня ждали, на третий я из-за машины не попал. Пришла верстка моей книги. Она должна выйти в сентябре-октябре. Выходит она в момент, когда к вопросам культуры — особое внимание, поэтому меня могут за нее и похвалить и стукнуть по голове, в особенности за немодные цитаты из Гегеля!

20. Происходит все то, о чем раньше и думать было странно: союзники, освободив Францию и Бельгию, уже прорвали почти линию Зигфрида и двигаются по Германии. Судя по странной заметке, что американцы братаются с немцами, можно думать, что начался распад германской армии?..

Мы вышли везде на нашу границу, кроме Прибалтики, где началось наше решительное наступление. Румыния и Финляндия — капитулировали, Болгария — занята. Наши войска вышли якобы к Эгейскому морю и выходят к Адриатическому! Конец войне — дело недели. Уже увезены с московских бульваров заградительные аэростаты. Ждут снятия затемнения.

23. Размышляю о том, почему немцы не капитулируют. Положение безнадежно, и сопротивление их может быть объяснено лишь стремлением Гитлера поставить между своим затылком и пулей, в него летящей, — еще некоторое количество затылков, которые оттянут приближение этой пули на некоторое количество дней. Можно ли довольствоваться таким объяснением?

Может быть, у них все же есть новое оружие? Какое? Надежды на новые пулеметы, самолеты и т.п. у них не может быть: если они и есть, старые тоже делают свое дело в руках союзников, и здесь решает количество. Химия? Но это оружие тактическое, обоюдоострое, вряд ли оно может что-либо изменить. Остается бактериологическая война. Это оружие стратегического порядка. Оно может иметь массовый характер, внезапно, против него трудно сразу найти ответ, и оно может и повлиять на ход событий. А Германия могла заранее обеспечить иммунитет своего населения. Поэтому еще рано торжествовать безоговорочно — могут произойти еще страшные вещи. Мир-то все-таки безумен.

Техника рождает богов. Воля одного человека рождает такую мощь, что злая воля его может погубить человечество. В сущности, только ХХ век является периодом рождения богов и борьбы их. Бактерии могут сыграть роль нового потопа.

29-е. <…> Вальбе рассказал, что кто-то говорил со Сталиным. Он сказал, что война кончится через три месяца, что ему жаль людей, которые измучены войной. “Их надо накормить, одеть. Я — это сделаю. А там — пусть закопают”. Если это верно, это — хорошо и трогательно сказано.

Октябрь

1-е. <…> Сегодня был Венгров. Он ездил в Крым. Рассказал о гибели милого человека — профессора П. Михайлова, у меня до войны бывавшего. Как раз на днях я его вспоминал, нашел у себя присланную им рукопись книги о Гончарове, которую он хотел защищать как докторскую. Он был в Симферополе и там остался. Немцы пришли за его женой — еврейкой, и ее дочерью — девочкой 11 лет. И он — пошел вместе с женой на расстрел. В Крыму немцы устроили санаторий для русских учителей и читали им лекции о национал-социалистических мотивах в русской литературе. В Крыму — пусто, татар увезли, даже татарские названия местностей меняют на русские.

11-е. Узнал сегодня, что убит Ю. Севрук. Месяца три назад он пылко добивался приема в Союз писателей, был у меня, я хорошо его запомнил — с перевязанной рукой, запавшими глазами, орденами, которыми он очень гордился. И — всё. А еще до войны он приезжал ко мне зимой на дачу поездить на лыжах. А еще раньше, в 1930 году, слушал мои лекции в университете. И сколько их… “и я бы мог, как тут…”

В Москве идет регистрация всех частных пишущих машинок, дабы чего-нибудь не вышло.