Дневник возвращения. Рассказы

Не счесть философских трактатов и стихов, раздумий и вздохов на тему и по поводу быстротечности времени. Всем им сопутствует «бесповоротность», без которой быстротечность не была бы быстротечностью. «Остановись, мгновенье!» — просит Гете. «Ну еще, ну еще, спой скорей песнь свою, соловей…» — поет Птицелов из Тироля. Все тщетно, и эта тщетность придает горько-сладкую драматичность призывам подобного рода. И та же птичка так уже не пропоет, и мгновение не остановится.

Время — это свершение. Когда ничего не совершается, не существует времени, во всяком случае без свершения мы бы ничего о нем не знали. Однако подобная ситуация бездеятельности чисто гипотетична. Даже если бы мы в молодости заснули и спали пятьдесят лет, мы бы проснулись стариками. Мы ничего не делали, но в нашем теле совершались, разумеется, биологические процессы.

Но есть все же способ повернуть время, заставить его пойти вспять. Им мы обязаны технике, и состоит он в обратном движении киноленты. Тут можно увидеть, как выглядит воплощенная мечта: время возвращающееся к своему началу. Люди бегут спиной вперед, задом выскакивают из трамвая, сначала пьют, а потом опускают на стол полную чашку. Эффект неописуемо комичный.

На мосту альма

Краков, 26 сентября 1997.

В Париже, на мосту Альма, летом несла службу дама в золотых очках, среднего возраста, прилично одетая. На вид она ничем не выделялась в толпе туристов, что тянулись той дорогой от Елисейских полей к Военной школе и Эйфелевой башне, а также от Эйфелевой башни и Военной школы к Елисейским полям. Авторское наблюдение: «прилично одетая» показывает, что автор жил в Париже как эмигрант из восточной страны, ибо коренному западному европейцу оно бы не пришло в голову. Там, где прилично одеты все, приличная одежда человека не выделяет, следовательно, ее не замечают. Не так, как на родине эмигранта.

Я, тот самый эмигрант, обратил на нее внимание не из-за костюма, но из-за деятельности, которой она занималась и которая, по мнению эмигранта, никак не подходила к ее приличной внешности. Ежедневно, с перерывом на уик-энд, в определенные часы, с обеденным перерывом, она сидела на складном садовом стульчике, тоже приличном и аккуратном, и принимала клиентов. Операция заключалась в обмене — клиенты давали ей французские франки, а она им давала хорошее самочувствие. В бедных странах это называется нищенством, в богатых же странах избегают столь резких определений. И потому говорят: care and share (заботиться и делиться) или же: transfer des fonds de solidaritŭ sociale (трансферт фондов общественной солидарности). Таким образом, дама была служащей, работающей в ведомстве этого самого трансферта.

Поскольку все люди там цивилизованные, погода прекрасная и местность красивая (мост Альма расположен в одном из самых живописных и к тому же богатых районов Парижа), операции проходили в атмосфере разрядки и взаимопонимания, то есть не без приличествующих случаю бесед, столь же цивилизованных, как окружающая обстановка и ситуация. Одну из бесед мне довелось услышать.

— Я здесь в отпуске… — сообщала сотрудница довольно бегло по-французски, хоть и с сильным немецким акцентом, — …но не могу позволить себе бездельничать. Вы же понимаете…

— О, да! Эти цены… Все ужасно дорожает.

В голосе парижанки слышалось искреннее сочувствие, ибо отпуск для французов — дело святое, оно заслуживает особо интенсивной поддержки. Дамы были разной национальности, но одного возраста и с одинаковыми coiffures[25].

Европейский Общий Рынок труда и капитала функционирует безупречно.

Корреспонденция из Лондона

Краков, 4 октября 1997.