— Пытаемся своими силами чем есть, тем и залепить. Получу пенсию, буду что-то думать, а пока — что где найдёшь. Там кусок железяки, тут — древеняки. Что-то где-то прибьёшь.
— Пенсию российскую еще не получали? — спрашиваю, вспоминая других пенсионеров Северодонецка, уже получивших деньги от РФ. — Там за пять месяцев сразу выдают. Задним числом.
— Ну, не знаю, что там выдают, я ещё не получал. Но оформил. В конце сентября, сказали, должны выдать пенсию.
У старика такой уверенный командный голос. И тут из-за забора звучит другая команда:
— Вова, давай домой! — жена.
— Щас! Подожди, — гаркает на супругу муж.
— Иди, нужна помощь! — не отстает женский голос.
— Щас иду, я тебе сказал! — по-командирски рявкает супруг. А та знай своё, пищит:
— Вова!
Я улыбаюсь, развожу руками, ну, мол, жена, что поделать, ступайте. Жмём руки, расходимся. Позже понял. Она загоняла Вову домой, потому что слышала последнюю часть нашего интервью и, вероятно, опасалась, что мужчина наговорит чего-нибудь лишнего. Боязнь по привычке. При Украине попасть за слово в подвал СБУ было в порядке вещей. А может, жена не исключала, что ВСУ обратно вернутся в город. Кто ж её теперь поймёт.
У отступающих из Северодонецка вэсэушников не оставалось вариантов, как только форсировать быстротечный Северский Донец. Пытались наводить понтонные переправы. Наши им не давали. На противоположном берегу видим прибитый к кромке побитый понтон и застрявший грузовик с прицепленным катером.
— С той стороны реки пытались понтон спускать, выравнивать катером, — рассказывает мужчина в спортивной куртке. — Но не успели. Начали крыть «градами».
— Они там дежурили, костер горел, — делится со мной худощавый дедушка в вельветовой куртке и китайской бейсболке. — С той стороны приплывали, смотрели так. Один военный со мной тут сидел на лавке, разговаривал…
Его перебивает кошачий писк.
— Это Сонька, кошка, — будто оправдывается старичок. — А это усадьба сына моего. Он в Чехии. По работе. Как война началась, его из города фирма и направила в Чехию. Невестка, внук и внучка в Киеве, а сын в Чехии.
— Не мобилизуют его? — спрашиваю.
— А он белобилетник. И старший сын, и меньший белобилетники. Меньший — на инвалидной группе, а у старшего плоскостопие.
— Когда же вы увидитесь? — мне становится жалко одинокого старичка.
— Не знаем даже. Если ещё доживём до встречи. Потому что и здоровье не то, и настроение не то. Я вон какой стал, — мужчина сжимает щеки рукой. — А была морда! Вот за эти полгода, как война началась. И все говорят: «ты похудал». Козе понятно! А нервы какие напряжённые постоянно. А бомбили как! Мы в погребе сидели, я вышел покурить, не буду ж при женщинах курить в погребе. Вышел, а оно как дало — взрыв. Мина в железный гараж соседей. И пожар. Потом наш гараж загорелся. Хорошо я там технику повытаскивал: скутера, мотоблок, насосы. Больше ничего не успел. Всё сгорело. И в погребе столько еды было, всё сгорело! Всё! Как будто кто-то облил бензином. Это уму непостижимо.
Покидая Северодонецк, подумал, что война, несмотря на отсутствие артобстрелов в этом городе, всё еще живёт. Вот в таких разрушенных промзонах и разбитых кварталах живёт. Люди ждут восстановления домов и мирной жизни. Но чтобы начать возрождение, нужно чуть дальше отодвинуть фронт. Пока он всё еще угрожающе близок.
4 сентября 2022 г
Город красят люди. Даже изуродованный войной, даже накрытый при этом грязной пасмурной драпировкой и неясными перспективами. Но вот встречаешь какого-то яркого человека и всё вокруг расцветает. Потому что он настроение хорошее дарит.
Северодонецк встретил нас в образе женщины. Тёмное болоньевое пальто с надписью «Fashion», вышитое стразами на воротнике, короткополая шляпа из лакированного кожзама, украшенная десятками перьев. Она пытается помочь в парковке нашей машины, хотя мы в этом не нуждаемся. Но её кривая милая улыбка заставляет нас ей довериться. Я, кстати, тоже кривовато улыбаюсь. Так же. Мы ведь не японцы, нас никто не учил улыбаться симметрично.
— Какая вы стильная! — делаю ей искренний комплимент.
— Да, — прикладывает ладонь к виску на манер воинского приветствия.
— Вы как индеец прям! — говорю ей с улыбкой.
— Конечно, — говорит она, съедая многие согласные звуки.
— Как дела у вас? — спрашиваю женщину-индейца.
— Ничего, нормально всё, — блаженно отвечает добрая северодончанка. — Благополучно всё.
Даём ей немного денег за услуги парковщика и идём на местный рынок. Сейчас это еще и центр обмена информацией. В городе по-прежнему нет мобильной связи, телевидения, и временную альтернативу этому даёт МЧС. Прямо с колёс на огромном экране транслируют записи выпусков российских телеканалов, луганских новостей и сводки Минобороны: «Увеличено количество военных патрулей и выставлены дополнительные посты на въезде в город», — вещает монотонный голос Конашенкова, официального рупора ведомства.
На него внимательно взирает седой мужчина в очках, в стеганке и с рюкзаком.