Дневник запертого в квартире, или Сердца Под Октябрьским Дождём

Весь вечер я твердил про себя, как заклинание: "Открой и просто перешагни порог... открой и просто перешагни порог... окна и двери созданы для того, чтобы сбежать". Когда я услышал эти слова из уст девочки, они были похожи на элемент затянувшейся игры, на простую фантазию. Но чем дольше я о них думаю, тем сильнее они походят на заклинание, на мантру, которая с каждым кругом становится всё более существенной.

В конце концов стало казаться, что зайди я в комнату и произнеси нужную фразу - даже одного слова будет достаточно, - я окажусь там, где должен быть. Где меня ждут. И я пошёл, тщательно подготовившись, покормив Акацию (ведь могу задержаться! неплохо было бы взять её с собой, но кто знает какие опасности могут нас поджидать), разобрав стенной шкаф и забаррикадировав проход на кухню и на всякий случай дверь в чулан.

"Я вернусь, - пообещал я ей - Я никогда бы тебя не оставил, но... всё что я делаю - для нашего же блага".

Личико исказилось гримасой, глаза асинхронно двигались под плёночкой век. Все эти родовые травмы, все врождённые пороки старались поднять в моём желудке новую волну отвращения, но отчего-то не могли. Я устроил её в колыбели максимально удобно и вышел из комнаты - спасать наши души.

Но всё было не так просто. Я топтался на пороге детской, словно закоренелый грешник на ступенях храма. В отличие от настоящего движения воздуха, которое не только покачивало большие влажные листья, но и щекотало ноздри в комнате, что раньше принадлежала мне и звалась кухней, здесь по-прежнему всё оставалось мертво. Я не мог поверить в преимущества детской фантазии над... да даже над этим искусно наведённым миражом!

Не знаю, сколько я простоял, бездумно пялясь в окно. Лампочка в белом плафоне мерцала, как светляк, которого накрыли банкой. Поставленные на попа кровати напоминали Стоунхендж; из-за стекла на них взирали пустыми глазницами настоящие руины древних городов. Если бы в моём багаже было хоть немного археологических (или геологических?) знаний, я бы, наверное, смог установить их возраст по глубине залегания почв, которую тоже пришлось вычислять, определив на глаз скорость движения моего лифта и ведя тщательный отсчёт времени.

Знаю лишь, что они были уродливыми. Люди, которые жили в таких городах, наверное, были самыми несчастными на земле. Многоуровневые постройки из чёрного камня, блестящего на срезе как слюда. Площади для тревожащих душу ритуалов, резные рисунки на стенах. Я не видел останки людей - даже кости должны были истлеть - зато видел хитиновые панцири, которые, видимо, когда-то принадлежали гигантским насекомым. В отделанном тем же чёрным камнем желобе плескалась река беловато-коричневой плоти - то исполинских размеров червь волок своё тело мимо моего окна. Когда он вязко поворачивался в тесном коридоре, стекло дрожало под ударами волн рыхлой земли.

Я заметил, каким спёртым в квартире стал воздух. В панике подумал: "Каких бы усилий оно не потребовало...", и шагнул внутрь. Что делать теперь? Смогу ли я? Или не стоит даже надеяться?..

***

Я сел ровнёхонько между тремя кроватями, подсознательно зная, что никакие чудовища не смогут причинить мне здесь вреда. Мария говорила: "Нужны для того, чтобы сбежать"... Сбежать от реальности, надо полагать.

"Просто перешагни порог".

Я закрыл глаза. Сделал глубокий вдох. Каждый раз, ожидая чуда, я опускаю ширму век и говорю про себя: "Случись, случись"... Это всегда помогало. И когда меня наказывали в детстве, и когда отец пропадал на всю ночь, и к утру мать становилась дёрганой, крикливой (она ждала у телефона с живым выражением на лице, очевидно, надеясь, что он попал под машину или попался в тёмной подворотне каким-нибудь подонкам). А я лежал, укрывшись с головой одеялом, укрывшись собственными веками, и ждал, что будет. Когда меня били в школе, когда поезд нёс меня прочь от родного гнезда, когда я молился своим придуманным богам. Когда я, стоя на мосту, боролся с желанием перебросить ноги через перила и, как следует оттолкнувшись, взмыть в небо... это всегда помогало. Это акт доверчивости к миру, и только. Ты раскрываешься перед ним, как пустыня, алчущая влаги, раскрывается перед небесами.