Дневник запертого в квартире, или Сердца Под Октябрьским Дождём

- Значит, всё это была ты и твой молоток, - сказал чей-то злобный, незнакомый голос. Будто был записан на магнитофонную плёнку; Юра подумал, прослушай он его ещё раз, непременно услышит треск помех.

- Ты не знаешь, - сказал учитель, не скрывая разочарования. Фраза показалась ему сущей бессмыслицей. - Её нет там, внизу, но ты не знаешь, где она есть. Что теперь? Убьёшь меня?

Он ждал ответа до тех пор, пока биение мысли лосиного пастуха не пропало, а ноги не начали замерзать. Вновь пошёл снег, он таял прямо в полёте, орошая пепелище слезами. Услышав грохот, Хорь нашёл в себе силы поднять голову.

Водолаз уходил по коридору прочь, и стены складывались за ним, как карточный домик. Выйдя из почти сгоревшего дома со стороны веранды, он направился к озеру. После каждого шага наклонялся и подбирал кишку, наматывая её правой рукой на левую. Останки дома осели, вздохнув, как погибающая лошадь.

- Почему ты пощадил меня? - в отчаянии закричал Юра. Его очки запотели, с кончика носа капала вода.

Нет ответа. Шаги затихли вдалеке. Должно быть, от света горевшего дома проснулись птицы и образовали высоко вверху, над кронами деревьев, ровный круг, нимб над сгоревшим дотла домом отдохновения для Усталых. Они кричали почти человеческими голосами, а Юра плакал навзрыд, как младенец. Как старик, только что осознавший, что всё время ушло безвозвратно, и ничего уже не будет так, как прежде.

Прошло довольно много времени, прежде чем он заставил себя встать. Пепелище грело его почти до утра. Со стороны озера что-то ещё догорало, плюясь в небо снопами искр. Когда Хорь на дрожащих и подгибающихся ногах подошёл к озеру, луна уже закатилась за кромку деревьев. Стало очень темно - стоило сделать шаг под сень деревьев и отвернуться от огня, как невозможно было разглядеть даже большой палец на собственной вытянутой руке. Несколько минут стоял, глядя выдающийся вперёд пирс, зябко ёжась и растирая плечи. Он ожидал, что, возможно, ближе к утру рыбаки выйдут на озеро и подплывут поближе, посмотреть, что случилось, но вёсла не торопились баламутить воду. Голубое пятно почти сливалось с менее глубокой частью озера.

- Просто чёртов сон, - сказал он себе. - Галлюцинация.

Но три обгорелых тела говорили сами за себя. Без голов похожи на свиные туши. Коляска Спенси у кромки берега; Юра видел только высокую спинку, словно её хозяин, любуясь ясной ночью, просто уснул, уронив голову на руки. Пистолет где-то потерялся. Пытаясь разглядеть его в грязи, Юра заметил краем глаза движение на воде, но, подняв голову, увидел только круги. Если бы его спросили: "Что ты видел?", Юра рассказал бы о змеином теле, что показалось над озером, разрушив дорожку света, оставленную луной на память.

Если бы его спросили, зачем водолаз-утопленник, лосиный пастух, сделал то, что сделал, он бы ответил, что письмо дошло до адресата и вернулось с ответом.

Взявшись за ручки инвалидного кресла и стараясь не смотреть вниз, Юра отвёз уродца к пепелищу и оставил там, удостоверившись, что жара достаточно, чтобы плед, под которым укрывался Спенси, загорелся. После чего побрёл прочь по едва приметной тропинке, так ни разу не оглянувшись.

4.

Запах цветущих ирисов и искорки болотной клюквы - всё фальшивое, как конфетные фантики. Яркое, как картинка, и даже вода пропитывает кроссовки вполне правдоподобно, и как-то по-особенному душераздирающе кричит выпь, но в том-то и фокус, что действительность обычно не содержит в себе ничего выдающегося. Она просто есть, и этим довольна.

Через пять минут Алёна увидела разрыв.

Просто болота сначала потеряли в цвете, а потом и вовсе пропали, образовав дыру абсолютной пустоты с рваными краями и пучками бесцветной травы и вьюна, свисающего вниз. Дыра круглая, диаметром около семи метров.

Мир, придуманный маленькой девочкой и воплощённый в жизнь безграничной её фантазией, теперь, с исчезновением создательницы, просто истаял, погас, как пламя свечи, которую накрыли стаканом.

Печальное зрелище. О поросшие мхом руины нельзя было даже отбить ногу.

- Ты встречал тех, с кем эта девочка, Мария, общалась в заточении? - спросила Алёна, следуя за Валентином и стараясь не сходить с тропы. Попасть в червоточину означало смерть. Каким-то образом она это понимала.

- Исчезли, сразу, как она ушла, - прогудел Валентин. - У малютки была потрясающая жизненная сила. Её хватало на то, чтобы одушевить целое племя аборигенов. Когда она пропала, они просто сели и сидели, пока не растаяли в воздухе. Ну, или не провалились куда-нибудь в тартарары. Я по ним не больно-то скучал.

Повернулся, чтобы удостовериться, что Алёна не отстаёт, и та в очередной раз с холодком в груди отметила его несходство с человеком. Складки кожи, меж которыми блестели злобные, неподвижные глаза, напоминали осиное гнездо, уничтоженное мелким хищником.

- Куда ты меня ведёшь? - спросила она.

- Туда, где всё началось. Ты заслужила знать правду, но эта история будет неполной, если рассказать её в неверном месте.

- И без Акации?

- Акация моё золото. Только из-за неё я до сих пор не свёл с собой счёты.