Дневник запертого в квартире, или Сердца Под Октябрьским Дождём (СИ)

— Просто прохожий, — скромно сказал молодой учитель, отдавая себе отчёт, что на лицо наползает тень узнавания.

— Ты был в «Луже», — сказал он.

Мужчина пожал плечами.

— Люблю выпивать. Живу здесь, но иногда позволяю себе выбраться в город. То в «Лужу», то ещё куда, — улыбка стала шире. — Словом, туда, где можно потрепать языком и повидать кое-кого из старых друзей.

От него пахло кислятиной, словно где-то залежался килограмм яблок.

— И некоторых переправить на тот свет, — добавил Юра. Коньяк показал ему самый короткий путь в познании мира — напрямик.

— О чём ты? Может, парочка и скончалась от цирроза печени, но…

Юра зло отхлебнул из бутылки, погонял во рту сорокоградусную жидкость, ожидая, пока ранки в дёснах пропитаются алкоголем и начнут болеть, дабы эта боль слегка прочистила разум. Этот парень — не тот, за кого себя выдаёт. Настоящий алкоголик непременно бы сделал комплимент выпивке другого.

Будто прочитав мысли, незнакомец спохватился:

— Эта штука замечательно пахнет. Уж не у старого Петра ли ты его взял?

— Точно, — сказал Юра, поправив очки. Было слишком поздно в чём-то пытаться его убедить. — Куда ты потом исчез? После того, как все вышли на улицу? Прятался в кустах, как мы? Или решил, что работа сделана, и отправился восвояси? Вы так работаете, да? Страшные вещи происходят будто сами по себе, и посторонний человек, наблюдатель, никого не смог бы обвинить… а между тем, достаточно знать место, куда приложить усилие, чтобы сдвинуть гору, правда?

Лицо шахтёра дёрнулось. Сначала Юра решил, что пробил его безукоризненно-добродушную броню, однако потом понял, что эти непроизвольные движения очень похожи на те, которые он видел на лице Натальи-Марины. Лицо — как занавес, за которым ходят актёры и работники сцены, завершая приготовления к спектаклю.

Мужчина прислонил к спинке стула инструмент. Каску, однако, так и не снял.

— Я просто делаю своё маленькое дело, — сказал он. — Не знаю, что именно не даёт тебе покоя, малыш, но здесь нет никаких секретов. Это просто дом, куда взрослые люди могут прийти отдохнуть, оставив снаружи повседневные дела и заботы. Сходить порыбачить, например. В такую прекрасную погоду, уверен, многие этим прямо сейчас и занимаются.

Он с удовольствием втянул носом воздух. Юра решил не спорить. Он показал вниз и спросил:

— А для чего это?

Глаза мужчины выпучились так, что Хорь испугался, как бы они не выскочили из глазниц.

— Для того чтобы найти сокровище. Работы ещё ведутся, но я уже далеко продвинулся. Каждый день выношу отсюда до пятнадцати вёдер воды.

— И что же это за… сокровище?

Завсегдатай «Лужи» оттопырил пальцем левую ноздрю.

— Ты ещё слишком молод, чтобы такое знать.

— Но я уже здесь. С этим ничего не поделаешь. Бум! Вошёл и увидел твой лаз. Какой смысл делать этакое важное выражение лица и хранить тайну, если она всё равно уже больше чем наполовину открылась?

Икнув, Юра показал, какое конкретно выражение лица он имел ввиду. Мужчина рассмеялся и хлопнул его по плечу.

— А ты мне нравишься! Меня, кстати, называют Копателем. Когда-то было и другое имя, человечье, Иван, но я с ним давно распрощался. А ты, наверное, Юра? Не удивляйся, я о тебе слышал. Здесь все о тебе слышали. Ладно, считай, уговорил. Не знаю, кто тебя пригласил, но что сделано, то сделано. Значит, хочешь посмотреть?

— А можно?

Юра сразу растерял всю браваду. Он почувствовал необходимость приложиться к бутылке, но не хотел этого делать прямо сейчас, решив, что более или менее трезвый ум ему ещё понадобится.

Шахтёр-самоучка задумался. На свету было видно, как из-за воротника спортивной куртки, что облегала его тощие телеса, словно из трубы, поднимался пар. Когда он расстегнул молнию примерно до груди, пар стал заметнее. Над грязной горловиной майки на шнурке болталась самодельная игрушка. Человек-жаба, как обычно, в позе спящего крылана.

— Если только по-настоящему этого хочешь, — сказал Копатель. — А если нет, то не беда. То, что ты здесь, есть хороший знак. Если ты испытываешь тягу к вещам, о смысле и назначении которых пока не имеешь ни малейшего понятия, значит, что кое-кто из нас двоих станет хорошим слугой бездонной глотке.

Он подмигнул и сказал:

— И я не о себе говорю. Я старый, проверенный зубр, но сам на себя ни за что бы не стал полагаться. Всё, что я хочу — быть к ней поближе, погреться в тени её величия.

Юра поджал губы.

— Самое время рассказать мне, что, наконец, такое эта ваша глотка.

Копатель посмотрел на него, а потом, опустив голову, пожал плечами.

— Наш маленький кружок по интересам. Замечу, что он объединил десятки людей с самыми разными взглядами на жизнь, чаяниями, стремлениями, а значит, имеет право на существование. И существует уже не первую сотню лет. Пойдём. Позавчера я наткнулся на слой красной глины, старинные поделки из которой до сих пор находят дети на болотах. Возможно, прикоснувшись к ней, ты что-нибудь для себя поймёшь.

Протрезвевший Юра сел на край ямы и спустил ноги на первую ступеньку. Из дыры в земле несло сыростью и холодом. Копатель за его спиной залихватски свистнул.

— Эй, лапочка! Милая моя, мы идём!