Должно быть, от карнавала и его участников были сплошные проблемы, — думал он, потирая виски.
Потратив около двадцати минут на дорогу, они оказались в западной части городка (Юра скрупулезно отслеживал перемещения по карте), там, где озером пахло меньше всего. Это был тихий спальный квартал с неподвижными, потемневшими от смены сезонов берёзами и частными одно и двухэтажными домами, которые касались друг друга крышами. Вымощенная красным кирпичом с обитыми углами дорога выглядела неважно: на неё свалилось старое дерево, перегородив проезд. Листья свернулись и осыпались, словно дохлые личинки. И ещё более неважно выглядела пустая песочница посреди одного для всех двора. Брошенный автомобиль с болтающейся на одной петле дверцей стоял на белых кирпичах. На крыше Хорь увидел солидную вмятину и сразу подумал о диких зверях, что, должно быть, частенько шатались по ночам здесь, на окраине, потроша мусорные баки на предмет лакомства. Возможно, какой-нибудь медведь принял «жигули» за банку консервов.
— Вот этот дом, — шёпотом сказал Брадобрей. Его лицо опустилось на один уровень с лицами супругов, а рот изогнулся. Было что-то плотоядное в этой ухмылке и в этом голосе.
Дом, на который показывал клоун, отличался от других разве что обшарпанным видом: отколотая тут и там штукатурка, грязные стёкла. Старики, сидящие на скамейках возле домов, и алкашня, торчащая возле пивного ларька, походили на деревянных истуканов, вырезанных мастером (в случае стариков), или же пациентами сумасшедшего дома (в случае алкоголиков).
При виде клоунов, улыбающихся и корчащих рожи, все они начали расползаться по домам. «Ничего себе, квартальчик», — пробормотал Юрий, вспоминая Купчино. Алёнка просто молча пялила глаза.
Они присели на лавку напротив нужного дома. Карлица, назвавшаяся Крапивой, достала пакетик семечек и предложила всем желающим.
— Взрослые должны были укатить на работу, — продолжал Брадобрей. Он смотрел на гараж на первом этаже дома. Есть внутри машина или нет, понять было нельзя. — А мальчишку не взяли. Его никогда никуда не берут. Маленький засранец наказан за то, что устраивал истерики на пустом месте.
Последнюю фразу он произнёс чужим голосом — наверное, голосом отца мальчугана, — а потом добродушно засмеялся, стряхивая с живота шелуху от семечек.
— Самое время для веселья, — сказала Крапива, высыпав в рот остатки семечек из кулька. Она повернулась и посмотрела на Алёну. — Идите вперёд. Нам нужно подготовить большой СЮРПРИЗ для маленького непослушного мальчика. Постучитесь в дверь и скажите что вы… ну, например, опросы проводите.
— А вы? — спросила Алёна, придвигаясь ближе к мужу.
— Нам он не откроет. Но мы будем тут как тут!
Её глаза фанатично блеснули.
— Идите! Не будем терять времени. Есть ещё множество малышей, которые недополучают радости и счастья.
Как во сне Юра встал и пошёл к двери. Как только он вышел из-под тени дуба, что нависал над скамейкой, солнце на миг ослепило его, а потом снова скрылось, на этот раз за крышей. Сзади послышались торопливые шаги — Алёна догнала его и пошла рядом. По её лицу ничего нельзя было прочитать.
Он поднялся на крыльцо и постучал. Потом позвонил в звонок, звук которого напомнил ему сигнал к началу урока в родной школе. С минуту было тихо, потом детский голос спросил: «Кто там?»
Мужчина хотел было повторить то, что сказала ему карлица, но вместо этого спросил, понизив голос:
— Как тебя зовут, мальчик?
— Фёдор.
— Привет, Фёдор. Здесь два клоуна. Можешь посмотреть в окно. Скажи, ты их знаешь?
Молчание. Потом голос сказал так тихо, что Юра едва расслышал:
— Не знаю никаких клоунов.
— Родители дома?
— Нет…
— Юр, — Алёна дотронулась до его шеи сзади, как часто бывало, когда она хотела привлечь его внимание. — Я не вижу их. Где они?
И в самом деле. Клоуны исчезли. Супруги сделали несколько шагов влево, чтобы заглянуть за угол; проходя, Юрий увидел в окне испуганное лицо пацанёнка лет девяти. Он тоже разглядывал двор, и, кажется, тоже без особого успеха.
За углом никого не было видно. А потом наверху оконная рама стукнулась о кирпичную кладку. Стекло зазвенело, едва не вылетев. Подняв голову, мужчина увидел торчащие из окна второго этажа ноги Брадобрея в остроносых ботинках. С подошв комками отваливалась грязь.
— Как они… — сказал Юрий, но не закончил фразу. Ноги исчезли. Занавеска выпросталась наружу, словно изнутри дул сильный ветер. Она походила на огромную прозрачную руку.
— Пожарная лестница, — сказала Алёна. — Вон там.
Теперь он увидел. С пожарной лестницы можно перебраться на карниз шириной в пол метра (там стояли горшки и кадки с цветами), откуда до окон второго этажа было подать рукой. Лицо мальчика исказилось ужасом, когда он, склонив голову к плечу, слушал, что происходит наверху. Потом он пропал из виду.
— Быстрей, — Алёна положила руку на запястье Юрия и сильно сжала. Её голос дрожал. — За ними.
Хорь отогнал непрошенные мысли — в основном они касались наказания за незаконное проникновение — и полез следом за Алёнкой. Запутавшись в занавеске и сбив с подоконника цветок, они ввалились внутрь.