Дневник Жеребцовой Полины (часть третья, отрывок, Чечня, 2003-2004 гг.) Чеченцы и русские. Дневник после битвы

Бабка Нина, очнувшись, ойкала, плакала.

Я и мама перевязали ей голову бинтом, а сверху — теплым платком.

Юрочка через некоторое время вернулся и совсем ничего не помнил…

Вообще, бабка Нина была веселой. Она пела песни, особенно когда страх подбирался слишком близко и перехватывал горло стальной растяжкой. Как-то наш Старопромысловский район несколько часов подряд «крушили» самолеты и вертолеты.

Я лежала на полу в коридоре и чувствовала, что от бомб, летящих с российского самолета, наш четырехэтажный дом раскачивается, как корабль, попавший в дикий шторм.

Меня засыпало штукатуркой.

Маски ужаса мелькали передо мной: какой будет последняя минута? Придется мне, четырнадцатилетней, долго задыхаться под завалами рухнувшего здания или милосердный Аллах, всемогущий Бог моей земли, заберет меня сразу к себе?

Бабка Нина тоже боялась. Она сидела, обхватив голову руками, и медленно покачивалась в такт накатывающимся волнам бомбардировки. Юрочка лепетал:

— Смерть тут. Она пришла. Она тут…Я знаю!

Моя мама занялась в подъезде рубкой дров, делая вид, что моментперехода ее совсем не интересует. Бабка Стася, подруга Нины, тихо плакала.

— Прилетит вдруг волшебник // В голубом вертолете // И бесплатно покажет кино… — раздалось совершенно неожиданно. — С днем рожденья поздравит // И, наверно, оставит // Мне в подарок пятьсот эскимо… — громко пела баба Нина.

Пахло гарью, где-то с тяжелым скрежетом съезжали друг на друга этажи. Штукатурка уже летела не хлопьями, а обволокла нас подобно февральской метели.

Но все происходящее казалось нереальным, неважным: а существовала только баба Нина и песенка из доброго советского мультфильма.

Ничего, кроме единственного куплета, старуха не помнила.

Я подхватила ее песню:

— Прилетит вдруг волшебник // В голубом вертолете // И бесплатно покажет кино…

В тот момент я поняла, что есть нечто, что зависит только от нас: мы можем бояться или не бояться.

Мы можем сойти с ума или сохранить рассудок, взять себя в руки и выжить!

Несмотря ни на что, вопреки всему!

P.S. Но сейчас не хочется жить.

Мира — нет.

10 февраля 2003 года

Какая была встреча!

Мы увидели на рынке высокую худую женщину Зарган и ее сыночка Тиму.

Еще до первой войны мы дружили с этой чеченской семьей. Они жили в нашем районе.

Я и мама помним, какая была радость, когда Тима родился! Единственный долгожданный ребенок в семье. Он был здоровым и красивым.

Теперь это несчастный страдалец девяти лет. Тима ломает вещи, кусается и часто плачет. Он болен. Под бомбами ребенок испытал такой страх, что в нем угас разум. Едва Тима слышит гул самолета или видит танки, он начинает кричать, биться в истерике и царапает себя, оставляя на теле шрамы. Его трудно успокоить…

Уехать у них нет возможности. Жить здесь негде: одни руины.

И если мать Тимы смогла пережить обрушившееся на них горе, то отец сдался.

— Муж бросил меня, — просто сказала Зарган. — Он в гневе, что единственный сын сошел с ума. Муж взял себе другую жену, а нас прогнал.

— Где вы живете? — спросила у нее моя мама.

— Все, что у меня есть — это мой сын. Идти нам некуда. Родные меня не примут с таким ребенком. Они думают, что в мальчика вселились злые духи, джинны… Говорят: «Оставь его в приюте…» Я не могу его бросить. Несколько недель мы жили в чужом разрушенном подъезде. Спали на матрасе, который нашли на улице. Сейчас малознакомые люди пустили нас в свой подвал. Там ночуем.

Тима начал плакать и царапаться, услышав, как мчатся танки по трассе. Они грохотали, издавая зловещий скрежет, но я заметила это только сейчас, увидев, как исказилось лицо ребенка. До этого чудовищный грохот не проникал в мое сознание, потому что давно стал чем-то обыденным, каждодневным.

Я и Зарган взяли мальчика за руки, уговаривали не волноваться.

Было заметно, что Зарган в сорок лет выглядит гораздо старше своего возраста: внешне она была похожа не на мать, а на бабушку. На ней был засаленный халат, порванные калоши и большой коричневый жакет с чужого плеча. Красно-оранжевый платок не покрывал головы Зарган. Он упал на плечи и болтался, как потертый пионерский галстук.

Моя мама купила Тиме жареный пирожок с картошкой и предложила им переночевать у нас.

— Тоже нет воды, отопления. Холодно. Но уже не подвал. С Таисой, хозяйкой нашего временного жилья, думаю, договоримся… — сказала мама.

Но окончательно решить мы ничего не успели: Тима, жадно схватив пирожок, бросился бежать прочь от трассы и тяжелых военных машин.

Зарган кинулась за ним вдогонку.

Я полезла за валидолом, потому что маме от всего этого стало плохо с сердцем. Она задыхалась.

П.

14 февраля 2003 года. День

С мамой опять плохо. У нее нервный срыв.

Я поехала на остановку Автобаза поговорить с Лейлой. Самым близким мне человеком. Лейла созналась, что у мамы было много переживаний и теперь она не всегда «отвечает за свои действия». Это кое-что расставило по местам.

Мама ругается со мной без всякой причины, кричит. У нее истерики!

Вчера она взяла и потратила все заработанные мной деньги, что были в доме. Теперь не на что купить еду.