Дневник Жеребцовой Полины (часть вторая, Чечня, 1999-2002 гг.)

Нам «легче». Дорогих вещей, серебра не осталось. Хлам. Книги.

Спокойно жить можно только в такой норе.

— Ценности, антиквариат вынесли! — вздыхая, говорит мама. — Зато теперь безопасно!

Усилились грабежи. Первые на очереди всегда русские люди.

Вчера мы встретили Алика.

Он рассказал, что ему говорили о нас гадости. Настолько пошлые и скверные, что до сих пор он не может оправиться. Что в его «чеченской» семье ему строго запретили видаться с нами.

Даже силой держали! Запирали! Поили спиртным! Внушали: нам следует отомстить…

Но он, Алик, не согласился вредить нам. Он сломал запертые двери! Ушел!

На этот раз Алик полагает, что оставил свою приемную семью насовсем…

— Жалко маму! — повторял Алик. — Я буду ее навещать!

Он имел в виду пожилую чеченку, заменившую ему родную мать.

Рассказал, что действительно живет с молодой женщиной, но не женился. Хотел бы занять пустую квартиру в наших домах, быть нашим соседом. Алик пообещал передать Маше от себя ценный подарок — гранату. Он нашел ее, когда по нашей просьбе искал убитого человека в садах.

— Один раз Маша «пугнет»! Не подойдут больше! — размахивая руками, рассуждал Алик: — Только лучше бросать не в людей, а в другую сторону. Лишь бы шум был! — посоветовал он.

Почему русским и чеченцам, желающим выехать из республики, не помогают? Получается, страна поставила таких, как мы, малосемейных и пенсионеров, под удар?!

Бросила слабых физически и самых слабо обеспеченных граждан на произвол судьбы. Одиноких. Матерей с детьми. Инвалидов. Больных. Остро требуется: желающих — вывезти.

Предоставить жилье, трудоустроить в мирных городах, приблизительно равных по категории городу Грозному.

Сталин в три дня в феврале 1944 года депортировал чеченцев в Казахстан…

Почему же сегодня, в 2000 году, стало неразрешимой проблемой спасти и вывезти отсюда русских мирных людей? Неужели нельзя спасти их от криминального, послевоенного произвола? Получается: никому они не нужны.

Дома и квартиры всех добровольных переселенцев следует отдать тем, кто остается. Кто в лучшем положении и может, а главное — хочет жить в республике.

Выезжающие обязательно должны получить хорошую денежную компенсацию за моральный и материальный ущерб. Все! Люди любой национальности и веры. Это мой проект.

Будь я у власти, я именно так поступила бы!

Уже девять дней, как ушло мое письмо!

Аладдин, брат мой, друг мой, неужели ты не придешь?!

Я зову тебя! Я жду!

Царевна Будур

10 мая 2000 г

Сегодня мы спокойно (в мамином кармане) пронесли гранату через все военные посты. Их было три или четыре… Побывали у Маши дома. Кричащая бедность! Вещей нет совсем…

Я собрала из того, что мне дали уезжающие соседи, подарки для Маши. То, что мне маленькое из одежды и нижнего белья… Маша немного меньше, чем я.

Мы купили за 10 рублей шоколадку ее сыну. Насобирали эти гроши, сдавая пустые бутылки из-под водки, которые теперь повсюду валяются!

Мама испекла две лепешки. Промазала их вареньем. Сложила, как пирог.

Почему — то я надеюсь — Маша станет мусульманкой. И тогда с переменой имени, внешнего имиджа изменится ее жизнь. Трудно Маше не будет! Она многое знает, так как жила с первым мужем в чеченской семье. Второй ее супруг был начинающим верующим…

Мы громко повторили, выйдя на улицу, у дома пострадавшей Маши, что наши мужчины, если нужно, поживут в ее доме. Поймают хулиганов! Накажут сами! Без военных и без милиции… Живущие рядом люди подсматривали и подслушивали. Видимо, они решили: мы — родственницы ее первого мужа, отца ребенка.

Когда мы уходили от Маши, следом за нами очень долго «маячил» мальчишка на велосипеде. Явная слежка!

Мы схитрили. Зашли в здание комендатуры и посидели на скамейке.

Сделали вид: у нас дела и мы — в очереди.

11 мая 2000 г., вторник

На рассвете я видела сон:

Пришел Алик. Сел на кресло. Я устроилась рядом с ним, на маленькую низкую скамейку. Он гладил мои волосы. Мы обнялись, прощаясь. Алик говорил мне, что меня любит. Очень! И никогда не забудет… Мы оба плакали. Это глупо, но состояние волшебное!

Потом, в моем сне, Алик встал и пошел на балкон. Постоял, постоял и растворился в темноте… Последние его слова были: «Я не знаю, как мне вернуться?»

Из темноты, словно гиены, шипели Лина и Аза: «Он женат! Он женат! Он не может вернуться!»

А друзья названого брата кричали: «Мы не пустим его к тебе! В ваш дом он не зайдет! Мы заставим его!» Алик повторил: «Я не знаю, как мне вернуться» — и окончательно исчез.

На мне, в моем сне, было надето розовое платье в оборках. Туфли. Они были тоже розовые, на огромных каблуках. В реальности я никогда не надевала такие. Когда я проснулась — я плакала. Было состояние полного блаженства! Жаль, что с моей душой в обычной жизни такое бывает не часто.

Точнее, вообще не бывает.

Продолжаю.

Вечер.

Я упала в обморок в очереди за кашей. Мне опять стало плохо с сердцем.

Меня долго никто не мог привести в чувство. Случайно рядом оказалась врач. Эта женщина кричала:

— Пульс уходит… Мы теряем ее!

Спас меня русский военный, водитель — водовоз.

Он сбросил огромную цистерну на землю. Возмущенно заорали очередные.