Понедельник. Был старый-старый, сколоченный веками из разных пристроек и частей дом. В последние два века дому старались придать единство фасада. Но фасад не объединил составлявших его частей. Разразилась небывалая в мире гроза, и дом не выдержал, треснул и готов совсем разваливаться. Пока он был цел, люди, жившие в нем, чувствовали стыд и уважение к старому дому; когда он стал рассыпаться, исчезла и нравственная сдержка, и обитатели дали волю самым низменным инстинктам. Вот сравнение, пришедшее мне в голову при мысли о том, что творится в России. Украина совсем отделилась от нас. Михайла Грушевский, австрийский профессор, созвал «Центральную раду» и издал «универсал» об отделении Украины, грозя защищать ее «самостийность» (слово, которое он же и сочинил) вооруженной украинской силой. В Киеве, несмотря на запрещение военного министра, собрался украинский «вийскивый» съезд, который и поддержал Раду в ее решении. В ответ на эти угрозы оружием князь Львов обратился к «братьям-украинцам» с благодушнейшим воззванием в сентиментальном тоне144. Колпаки! Горемыкина упрекали за то, что он правит Россией в туфлях и в халате, а князь Львов еще и в колпаке. У правительства не только ушла из рук власть, но, видимо, и из голов их исчезло самое понятие о власти, и они полагают, должно быть, что все дело правительства в составлении разных воззваний и убеждений. Убеждать может каждый из нас, а дело власти – принуждать силой, когда не слушаются слов. Михайло Грушевский – ослепленный дурак-фанатик, под его командой действует только кучка лиц, по всей вероятности, не без участия австрийских интриг и денег. Смуту они производят большую, налогов украинцы не будут платить, потому что не знают, кому их платить, Раде или Временному правительству, а правительство пишет воззвания. Ах, сочинители воззваний, академики-доктринеры в колпаках! Мы были в имении Теляковского, бывшего управляющего театрами, и любовались порядком и благоустройством этой старинной усадьбы сравнительно с Шашковым. День превосходный, ясный, но гораздо более прохладный, чем предыдущие.
20 июня.
Вторник. Утро за работой до 4 часов. После чая ходили в Кораново, где куплен был петух за 61/2 р. Ранее это была цена теленка. Я его торжественно нес в корзине. Вечер в беседе с нашими соседями о текущих делах. Известие о нашей победе под Ковелем: взято в плен 10 000 австрийцев145. Отлично; может быть, это начало нашего отрезвления.
21 июня.
Среда. Барометр сильно понижается, но погода все время сухая. Сегодня утром дождь застал меня на прогулке, но слишком недолгий и небольшой. Работа над биографией. Вечером с соседями наблюдали затмение луны. Что затмение луны перед тем затмением, которое нас теперь охватило!
22 июня.
Четверг. Довольно прохладно, и дождь, достаточный вполне для хлеба и травы. День проведен обычным порядком. До чаю за работой: Петр в Саардаме146, что как-то не выходит. Затем занимался рубкой дров. Получены газеты, сразу несколько.
23 июня.
Пятница. День пасмурный и дождливый. Биография. Вечером газеты с ворохом мерзостей об анархистах в Петрограде147.
24 июня.
Суббота. Опять ясно. Утро и до 5-го часа за работой. Были на усадьбе Теляковского и осматривали этот старинный барский дом, кажется, в трех поколениях принадлежащий Теляковским. Сколько вкуса, тонкого и изящного! И неужели все эти уголки теперь должны исчезнуть перед пропотелым «спинжаком» товарища Семена и все должно быть заплевано подсолнечной скорлупой. У барина в усадьбе, у священника в его домике, у мужика в его избе есть своя, ему именно свойственная и им созданная обстановка, его именно отражающая. А «товарищ» в этом отношении ничего пока не создал.