Дневники 1913-1919

10 октября. Вторник. Утром я провожал Миню. Затем устраивал денежные дела: подписался на заем свободы²²⁹ из части суммы, полученной от Сытина. Всю сумму боюсь обращать в бумаги, так как может статься, что нам не будут платить жалованья или цены дойдут до чудовищных размеров. С накопившимися в Сберегательной кассе % вышло займа на 3 800 руб. Прошел затем в канцелярию Совещания общественных деятелей обменять повестку на входной билет. В канцелярии работают аристократического вида девицы и такой же студент, а билеты подписывает «князь», который тут же и расхаживает в высоких сапогах и в куртке защитного цвета. Это князь Урусов, а какой именно, осталось мне неясно²³⁰. Со мной и на этот раз не обошлось без злоключения: в списке я не оказался, а значится только Богословский Сергей Михайлович]. Я выяснил разницу между нами. Вернулся домой к завтраку и затем все время был дома, погрузившись в чтение Маколея. Вечером у нас были Холь и Миша [Богословский], а также Егоровы, причем Д. Н. [Егоров], узнав, что у нас Миша в военной форме, вызвал по телефону Адочку [Егорову] для его созерцания. Мы много смеялись на ту тему, что ему скорее хочется быть дедушкой.

11 октября. Среда. Утром удалось несколько позаняться биографией Петра, хотя работу должен был прерывать лечением разболевшегося зуба и идти в амбулаторию, находящуюся у нас внизу. Был в Университете на просеминарии для разных объяснений. Вечер дома за чтением Маколея. Канатная танцовщица [А. Ф. Керенский] опять проплясала на канате в Совете Республики, вызывая аплодисменты. Пущены были идеализм и чувствительность, и успех был обеспечен. Трезвые и дельные указания в речи ген. Алексеева, по-видимому, прозвучали понапрасну²³¹. Мечты о «добровольной» дисциплине солдат, сознательно идущих в бой, конечно, вздорные мечты. Может быть, это будет лет через сто, а теперь говорить об этом рано.

12 октября. Четверг. Утром немного работал над биографией. Затем спускался в зубную амбулаторию, находящуюся в квартире под нами, для лечения зубов, давших себя знать на 51-м году, и это надо считать особым счастьем. Заходил Липуха, и также лечить зубы – и это на 20-м году. Я напоил его кофеем, и мы отправились вместе. Он домой, а я в заседание Совещания общественных деятелей к 2-м часам. Заседание происходило в зале кинематографа «Кино-Аре» на Тверской. Я нашел там много знакомого народа: М. К. Любавского, Кизеветтера, Готье, М. Н. Розанова и др. Встретил также Холя, которому дал взаймы 1 000 рублей. Заседание открыл Родзянко, сказавший несколько слов об общем положении. С основным докладом выступал П. И. Новгородцев, характеризовавший современное безвластие. Власть, как он говорил, не имеет силы, а делает только реверансы то направо, то налево. Это сравнение мне очень было по душе, так как совпадало с моим представлением о Керенском как о канатном плясуне. Новгородцев оптимистически усматривал признаки поворота к лучшему в отпадении от левого крыла кооператоров, народных социалистов и еще какой-то группы. По поводу доклада и собственно без всякого соприкосновения с докладом говорило несколько ораторов, потрясавших руками, выкрикивавших и тому подобными выражениями проявлявших свой пафос. Говорилось о «товарищах», об их темноте и бессилии, о том, что их нечего бояться, что они мираж, наваждение и болотное испарение и т. д., словом, все то же, что пишется в каждом № «Русских ведомостей». Ничего нового никто не сказал; все было одно и то же, об одном и том же. Но каждый старался как-нибудь сострить или переострить других. Лучше всех сострил князь Евг[ений] Трубецкой, который как-то по-семейному, по-домашнему с большою теплотой утешал собравшихся и говорил, что все обернется к лучшему. Не то же ли было в Смутное время? Ведь кто осаждал Троицкую лавру? Из осаждавших только ¹/₃ была поляков, а остальные ²/₃ была «сволочь», вроде теперешних большевиков. «Это по-княжески», – заметил Ю. В. Готье. Острота князя была встречена дружными аплодисментами. «А обратите внимание, – продолжал он, – среди нас кто: все умственные и культурные силы, архипастыри церкви, краса и гордость русской земли – генералы Брусилов и Рузский». При этом вся зала встала, и раздался гром аплодисментов, долго не смолкавший. Говорил еще – и очень тягуче и слишком кабинетно – Кизеветтер. После этого я ушел. Несколько раз упоминалось имя Корнилова, и каждый раз при этом раздавался взрыв аплодисментов. На мой взгляд, Совещание могло бы оказаться полезным, если бы оно послужило зародышем образования широкой либеральной партии в противовес партии социалистов. Мне думается, что наш государственный организм оздоровел бы, если бы такая, но именно очень широкая и большая партия с самыми общими и широкими либеральными принципами возникла. Для этого надо бы отказаться от подробных программ с частными вопросами и основаться на самых общих положениях: собственность, нация, государство и т. д. Существующие наши партии страдают узостью и слишком подробной разработанностью программ. Вечер провел дома за чтением.