Читаем Дневники: 1915–1919 полностью

Я вижу, что вчера забыла о дневнике, но день прошел без происшествий. Л. уехал на встречу, оставив Барбару управлять печатным станком, а я пошла прогуляться одна вдоль реки к Марбл-Хилл549. Мне придется взять назад свои слова про самый адский день года. Есть проблески рая, настолько нежного и теплого, что окно на лестнице было открыто, а я сидела у реки, наблюдая, как на воду спускают лодку, и ожидала увидеть чуть ли не почки на ивах. Вода в реке очень высокая, стремительная и желтая, что свидетельствует о половодье выше по течению. Говорят, прошел сильный дождь. Осмелюсь предположить, что это правда, но культура жизни в Лондоне такова, что со всеми пожарами, электрическим светом, подземным метро и зонтиками я действительно не уверена, обращает ли кто-нибудь внимание на погоду. Однако мы выглядываем на улицу перед сном и видим луну, очень четкую, словно отполированную, и почти полную, часов до девяти или около того, а затем, будто Господь перевернулся во сне на другой бок и случайно нажал кнопку, опускается облачная завеса, мы зеваем и крепко спим. Вчера вечером, напоив Барбару чаем, за которым теряется удовольствие от всего дня, хотя бедняжка не может вести себя лучше, а будь она еще и одаренной, ее бы точно все активно ненавидели, мы рано поужинали и провели собрание Гильдии. Выступал мистер Адамс [неизвестный], уровень которого, увы, не очень высок. Даже зная свой предмет, как в случае Адамса, ораторы не могут доходчиво объяснить его необразованным людям. Вряд ли более трех человек в зале поняли, что речь идет о кооперативах и политике. Он начал с середины и зачитывал убогие фразы из резолюций Конгресса, произнося всякие термины, например «автономный», но я не думаю, что кто-то его понял. Как обычно, Л. и я были единственными, кто говорил, за исключением миссис Лэнгстон, но едва зашел разговор о еде, как одна из женщин нарушила молчание. Она хотела бы открыть пекарню. Все они получили хлеб в конце дня и какое-то время болтали одновременно, рассказывая о том, как плохо с ними обращаются, и о своих соседях. Странно флегматичные эти женщины в большинстве своем; они сидели и наблюдали за происходящим с каким-то пассивным удовольствием и видом бледно-серых морских анемонов550, прилипших к скалам. Но все же у них дети и домашние дела – множество оправданий, если задуматься.

Разговор о морских анемонах напомнил мне о заключении договора с Д.Г. Лоуренсом551 на его дом в Зенноре552. Сейчас кажется, будто это очень далеко и невозможно, но достаточно заманчиво, чтобы заставить меня думать о море и утесах несколько раз в день.

Сегодня, в среду, Б. не пришла, и мы сами занимались печатью. Л. сделал большую часть работы, а я совершила две небольшие вылазки в Ричмонд: сначала – выяснить, как правильно пишется «Mynah553»; потом – купить новый аккумулятор, который обошелся в шиллинг и три пенса. Два моих предыдущих погибли, а долгожитель Л., этот старый злобный негодяй, до сих пор работает и горит как искра от звезды. Думаю, разумно иметь свой собственный на случай налетов, хотя три торговца в Ричмонде уверены, что их больше не будет. В булочных теперь почти ничего нет, кроме маленьких тарелочек с пресным печеньем, кусками простого торта554 и маленькими булочками без слив. Если вы увидите сливу, это точно муляж для декора, ведь настоящих нет. Все перемены подкрались незаметно. Кажется, еще в прошлом году у нас были замороженные торты?! Немыслимо!


24 января, четверг.


Последний день моего 35-летия. С трепетом пишешь о годах, которые последуют дальше: все в тени сорока. Еще один весенний день; утром я обхожусь без огня. Единственный минус – его затухание и ощущение, будто находишься в уютной пещере, когда за окном темно и сыро. Снаружи все бледно-серое. Я отправилась в Лондонскую библиотеку, чтобы взять пригоршню рассказов о сверхъестественном, встретила сэра Генри Ньюболта555, стройного седого проныру, но лично мы не знакомы. Затем я обошла все магазины на Чаринг-Кросс-роуд в поисках писем Китса, но их нигде не оказалось. Потом отправилась в Клуб, где застала Литтона в одиночестве, и, не испытывая особого желания разговаривать, мы бок о бок читали газеты. Пришла Фредегонда, но, немного посмеявшись над ее телефонным сообщением, я уехала. Она, Аликс и Кэррингтон вместе решили, что я их критикую, и, не выдержав этого, позвонили с требованием опровержения, которое я дам только в том случае, если они изложат свои жалобы в письменной форме. Дамы говорят, что я их угнетаю, и единственное объяснение этому – то, что я садистка. Звучит, как первая стадия развития червей. Барбара, однако, пропускает всю критику мимо ушей. Сегодня Л. отпечатал в типографии 4 страницы и вернулся домой только в 6 вечера – результаты неудовлетворительны из-за некомпетентности печатника.


25 января, пятница.


Перейти на страницу:

Похожие книги

100 знаменитых тиранов
100 знаменитых тиранов

Слово «тиран» возникло на заре истории и, как считают ученые, имеет лидийское или фригийское происхождение. В переводе оно означает «повелитель». По прошествии веков это понятие приобрело очень широкое звучание и в наши дни чаще всего используется в переносном значении и подразумевает правление, основанное на деспотизме, а тиранами именуют правителей, власть которых основана на произволе и насилии, а также жестоких, властных людей, мучителей.Среди героев этой книги много государственных и политических деятелей. О них рассказывается в разделах «Тираны-реформаторы» и «Тираны «просвещенные» и «великодушные»». Учитывая, что многие служители религии оказывали огромное влияние на мировую политику и политику отдельных государств, им посвящен самостоятельный раздел «Узурпаторы Божественного замысла». И, наконец, раздел «Провинциальные тираны» повествует об исторических личностях, масштабы деятельности которых были ограничены небольшими территориями, но которые погубили множество людей в силу неограниченности своей тиранической власти.

Валентина Валентиновна Мирошникова , Илья Яковлевич Вагман , Наталья Владимировна Вукина

Биографии и Мемуары / Документальное
100 Великих Феноменов
100 Великих Феноменов

На свете есть немало людей, сильно отличающихся от нас. Чаще всего они обладают даром целительства, реже — предвидения, иногда — теми способностями, объяснить которые наука пока не может, хотя и не отказывается от их изучения. Особая категория людей-феноменов демонстрирует свои сверхъестественные дарования на эстрадных подмостках, цирковых аренах, а теперь и в телемостах, вызывая у публики восторг, восхищение и удивление. Рядовые зрители готовы объявить увиденное волшебством. Отзывы учёных более чем сдержанны — им всё нужно проверить в своих лабораториях.Эта книга повествует о наиболее значительных людях-феноменах, оставивших заметный след в истории сверхъестественного. Тайны их уникальных способностей и возможностей не раскрыты и по сей день.

Николай Николаевич Непомнящий

Биографии и Мемуары
Чикатило. Явление зверя
Чикатило. Явление зверя

В середине 1980-х годов в Новочеркасске и его окрестностях происходит череда жутких убийств. Местная милиция бессильна. Они ищут опасного преступника, рецидивиста, но никто не хочет даже думать, что убийцей может быть самый обычный человек, их сосед. Удивительная способность к мимикрии делала Чикатило неотличимым от миллионов советских граждан. Он жил в обществе и удовлетворял свои изуверские сексуальные фантазии, уничтожая самое дорогое, что есть у этого общества, детей.Эта книга — история двойной жизни самого известного маньяка Советского Союза Андрея Чикатило и расследование его преступлений, которые легли в основу эксклюзивного сериала «Чикатило» в мультимедийном сервисе Okko.

Алексей Андреевич Гравицкий , Сергей Юрьевич Волков

Триллер / Биографии и Мемуары / Истории из жизни / Документальное
Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное