Читаем Дневники: 1915–1919 полностью

Таков итог. Лично я не думаю, что она хочет замуж, но убедила себя, что ей это нужно. А ужас от возвращения Ника через месяц делает Барбару еще более мрачной, чем обычно. Она не выказала никакого желания поздравлений или шумихи, осталась у нас и занималась печатью, как обычно. Ожидая очередного налета, мы попросили ее поспать. На этот раз он начался в 21:10, по крайней мере в это время прозвучало предупреждение. Аэроплан пролетел над домом около 23:30. Вскоре стрельба была уже так близко, что мне не захотелось идти за парой туфель в спальню. Мы разложили матрасы на кухне и, как только стих первый шум, легли на них вместе с Барбарой, а Л. остался на кухонном столе – прямо-таки картина жизни в трущобах. Один взрыв раздался совсем близко, но через час мы услышали горн и вернулись в постели. Глухой звук, который Л. выделил среди остальных, был взрывом бомбы в Кью. Кажется, девять человек погибли. Слуги стали плаксивыми, а Лотти начала объяснять, как эти налеты влияют на ее голову, – намекают, что мы должны покинуть Лондон.


30 января, среда.


Концерт и чай с Оттолин. Она разместилась в самой маленькой спальне отеля в Блумсбери, линялая, подавленная, неопрятная и чересчур разодетая. Не так много интересных разговоров, хотя она дружелюбна и не столь властна в некоторых вопросах, как обычно.


31 января, четверг.


Весь день стоял густой туман. Мы вдвоем набирали текст. Выйдя из дома за булочкой к чаю, мы достаточно надышались свежим воздухом. Помню, как были рады, во-первых, туману, во-вторых, уединению, поскольку Барбара ночевала в Хампстеде.


1 февраля, пятница.


День клочьев тумана. Прошлой ночью, говорят, стоял сильнейший за 30 лет туман, и несколько пожилых джентльменов, спасаясь от налета, перешагнули через край платформы и были раздавлены570. Одна кухарка упала в Темзу. Люди шли и стучали по нашим перилам, чтобы не сбиться с пути. Л. уехал в Лондон и, вернувшись домой в 22:30, сообщил о звездной ночи и ясном дне. Но с наступлением ночи здесь вновь сгустился туман.


2 февраля, суббота.


Первая прогулка за долгое время. Влажный, слегка туманный день. Когда мы выходили, звонили похоронные колокола, а на обратном пути – свадебные. На улицах у магазинов очереди людей за мясом. Гул невидимых самолетов. Обычный счастливый вечер вдвоем, по колено в бумагах.


3 февраля, воскресенье.


Воскресенье на Гайд-Парк-Гейт вновь стало светским днем, как раньше. Светскость началась рано, по крайней мере для Л., когда пришел печатник Риддел [неизвестный], как мы надеялись, чтобы предложить станок, а на деле – сообщить, что станков нет. С ним была подруга. Я подслушивала за дверью в ванной. Вернувшись с прогулки, мы обнаружили Голди, а потом явилась Пиппа571, удивительно неопрятная, какими становятся все женщины Стрэйчи при малейшей провокации572. Без определенной степени привлекательности не стоит быть тщеславной – так они рассуждают, я полагаю. Разговору мешало подозрение, что она джингоистка573 и весьма старомодного типа, к которому мы привыкли. У нее есть обескураживающая и одновременно достойная привычка молчать, когда она не согласна. Именно так Пиппа выразила несогласие, когда я сказала, что считаю совместное ведение домашнего хозяйства (подразумевая ночевки) улучшением старого стиля. Голди метко стрелял своими стрелами; моя единственная критика по отношению к нему касается чувств, которые вызывает его подход. Уж слишком большое значение они придают внешнему виду, эти престарелые важные шишки, и все же… И все же Пиппа причудливо поблекла, постарела и выглядела потрепанной. Она говорила о былых вечеринках, о Г.Б. Смите574, Джордже Дакворте575, Джеке Хиллзе576 и Рождестве в Корби. Она считает, что та жизнь еще возможна и упомянутые люди куда более «цивилизованные», чем наши «короткостриженки577». Однако сейчас у нее нет времени на общество: она занята суфражизмом, который нынче превращается в борьбу за равенство днем и ночью. «К счастью, – говорит она, – есть люди вроде вас, которые держатся от всего этого подальше. Главное, чтобы такие оставались, а у вас была экономическая независимость или возможность ее достичь. Это самое важное. Нет, я не умная. Меня всегда больше заботили люди, чем идеи, а теперь мне пора. У меня есть дела. Здесь же я рискую разлениться, чего делать не стоит». И она уехала. До меня вдруг дошло, что с возрастом взгляды не меняются, а остаются теми же, но блекнут и увядают. Это касается и Голди. Вечер в одиночестве.


4 февраля, понедельник.


Перейти на страницу:

Похожие книги

100 знаменитых тиранов
100 знаменитых тиранов

Слово «тиран» возникло на заре истории и, как считают ученые, имеет лидийское или фригийское происхождение. В переводе оно означает «повелитель». По прошествии веков это понятие приобрело очень широкое звучание и в наши дни чаще всего используется в переносном значении и подразумевает правление, основанное на деспотизме, а тиранами именуют правителей, власть которых основана на произволе и насилии, а также жестоких, властных людей, мучителей.Среди героев этой книги много государственных и политических деятелей. О них рассказывается в разделах «Тираны-реформаторы» и «Тираны «просвещенные» и «великодушные»». Учитывая, что многие служители религии оказывали огромное влияние на мировую политику и политику отдельных государств, им посвящен самостоятельный раздел «Узурпаторы Божественного замысла». И, наконец, раздел «Провинциальные тираны» повествует об исторических личностях, масштабы деятельности которых были ограничены небольшими территориями, но которые погубили множество людей в силу неограниченности своей тиранической власти.

Валентина Валентиновна Мирошникова , Илья Яковлевич Вагман , Наталья Владимировна Вукина

Биографии и Мемуары / Документальное
100 Великих Феноменов
100 Великих Феноменов

На свете есть немало людей, сильно отличающихся от нас. Чаще всего они обладают даром целительства, реже — предвидения, иногда — теми способностями, объяснить которые наука пока не может, хотя и не отказывается от их изучения. Особая категория людей-феноменов демонстрирует свои сверхъестественные дарования на эстрадных подмостках, цирковых аренах, а теперь и в телемостах, вызывая у публики восторг, восхищение и удивление. Рядовые зрители готовы объявить увиденное волшебством. Отзывы учёных более чем сдержанны — им всё нужно проверить в своих лабораториях.Эта книга повествует о наиболее значительных людях-феноменах, оставивших заметный след в истории сверхъестественного. Тайны их уникальных способностей и возможностей не раскрыты и по сей день.

Николай Николаевич Непомнящий

Биографии и Мемуары
Чикатило. Явление зверя
Чикатило. Явление зверя

В середине 1980-х годов в Новочеркасске и его окрестностях происходит череда жутких убийств. Местная милиция бессильна. Они ищут опасного преступника, рецидивиста, но никто не хочет даже думать, что убийцей может быть самый обычный человек, их сосед. Удивительная способность к мимикрии делала Чикатило неотличимым от миллионов советских граждан. Он жил в обществе и удовлетворял свои изуверские сексуальные фантазии, уничтожая самое дорогое, что есть у этого общества, детей.Эта книга — история двойной жизни самого известного маньяка Советского Союза Андрея Чикатило и расследование его преступлений, которые легли в основу эксклюзивного сериала «Чикатило» в мультимедийном сервисе Okko.

Алексей Андреевич Гравицкий , Сергей Юрьевич Волков

Триллер / Биографии и Мемуары / Истории из жизни / Документальное
Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное