Читаем Дневники 1920-1922 полностью

11 Апреля. Столько жизни утром при солнце и такая пустая, мертвая ночь! Шалаши по архитектуре С.В. устроены, мой на единственной кочке, но довольно широкий, потому что на ней стояла сосна в мой рост. Пока устраивали, обтоптали мох вокруг шалаша, выступила вода, и мой шалаш, как на воде устроенный, назван «Петроград». С.В. устроил себе, напротив, очень хозяйственно на сухом месте под двумя соснами, хотя и подальше от тока, и шалаш его назвали «Москва». Солнце давно село, в полутьме валим сосенки, срубили штук 30 на дрова, а лапки на логово и на логове же развели костер. Сырые, налитые водой сапоги повесили на колышки, портянки на жердочки, а ноги в валенки. Хорошо, уютно, вкусно сало, продетое на прутик и закопченное в дыму костра. Хозяйственный человек С.В., недаром у него и «Москва» вышла. Я дую в костер, чтобы не потух, он рубит дрова, дуем и рубим, посмотрим на часы: два часа, целых два часа только дули и рубили, а как незаметно прошло. А какая пустая ночь: ни звука, ни движения, только звезды перемещаются неслышно по небу. Прокричали петухи, кроншнеп свистнул спросонья. Посмотрел на часы: еще два часа прошло в густоте, выпил стаканчик молока, в нем стали попадаться ледяшки: замерзает. Заняло нас далекое зарево пожара, и в тишине, казалось нам, слышны были вопли женщин, а как они могли быть слышны за десять верст. Скоро три, страшно вставать, надевать сапоги, которые сейчас же через колено нальются водой. Идем шлепаем, с трудом по соснам и звездам находим «Москву», а «Петроград» всего в 80 шагах я, долго блуждая, нахожу наконец окруженным затянувшейся льдом водой. Чуть белеет на востоке. Какая первая закричит птица? кроншнеп свистнул. Утка крякнула. Захлопали крылья, тетерев сел за спиной. Так с 3-х до 8-ми я сижу на кочке, валенки в воде, архитектура С.В. не дает повернуться назад, а там назади <1 нрзб.> тетерева, и только скосив глаза, видишь их близехонько от шалаша.


12 Апреля. Понедельник — 13 Апреля. Вторник — 14 Апреля. Среда. Все эти дни стоит ровно царственно прекрасная погода с +14 Р в тени. По ночам заморозки, стекла разлетаются под ногами, а утром, как солнце взошло, не солнцем, как раньше, а землей пахнет и гудит пчела на иве. Все почки наклюнулись, сиреневые особенно, бузина распускается. Будут ли лучшие дни? невозможны лучшие. Жуки.

Встаю ночью, встречаю первый бледный свет, вижу, как он побеждает на востоке все больше и больше и на западе сползает ночь серой изнанкой своего темного покрывала. В эти минуты, даже часы: два часа от первого света и до восхода! — как в самой первой юности, все кажется, будто можно еще решиться на план, решиться, и вся будущая жизнь развернется, как ясное собственное дело…

Подкрадываюсь к токующему тетереву на зеленях, ему мешают сороки. Конец утра: тетерев сидит на дереве, смотрит, как кормятся самки, и сам спускается кормиться. Журавли валом валят. Сметка зайца в полумраке. Закипает душа. Озеро вдруг освободилось.

Последний день Марта: как он достигнут?

1-го ясно. Скипевшийся наст. Жаворонки.

2. Туман — ½°. После обеда лунеет солнце и ясный вечер.

3. Ясно, светло, голубая весна, будто уступами сходишь к югу.

4. Ясно. Поля и болота пестрые, грачи прилетели. Кора цветет. Березы шоколадные. Лоза обозначилась серо-зеленою дымкою. Опушка в бору обтаяла: брусничник, освобожденная муха, божья коровка ползет. Потоки в полях, крики грачей. На заре дремлют липы.

5. — ½° и опять солнце.

6. Прекрасно. Выставил окно. Влетел комар. Видел бабочку.

7. С утра туманно, потом горячее солнце. Вода спадает в ручьях. Витютни прилетели. Деревня славно запахла всероссийским навозом. Грачи орут всей деревней.

8. Мокрый снег хлопьями, потом моросило.

9. Переменно. Даже в коре пестреет.

10. Утро пасмурно, в обед солнце, вечером сильный ветер, свежая заря. Две утки на Рясне.

11. Строгий восход с пестрым хвостом, и все небо и по восходе солнца было закрыто. Стало холодно, неприятно, пошел дождь.

12. Сыро, туманно, мозгливо. К вечеру выглянуло солнце, хорошая заря, хорошо было сидеть на опушке на березе.

13. Чисто золотой рассвет. Скворцы свистят.

14. На току.

15. Мутно.

16. Оледенело. Солнце пробует и не может пробиться. Вечером пробовал стоять на токе, неприютно, видел цаплю.

17. Ночью дождь. Безморозное, теплое утро. Небо, будто теплая вспаханная синяя нива. Кряквы. Пение воды. Оживленно. Березовый сок. +20 Р в тени. Галка уносит газету в гнездо. Дороги подсыхают. Орех, ольха цветет. Комарики мак толкут. Поет черный дрозд.

18. Солнечно — морозно. Бормочут тетерева. Чирки. Чибисы. Блестят замерзшие лужи, как стекло. Все теплеет. К вечеру душно. Тучи. Гром. День, вместивший все времена года.

19. Пестрый день, то град, то солнце, то дождь.

20. Мертвый день. Пырхают снежинки, то грязь, то дождь.

21. Приостановка весны.

22. Пасмурно и тепло.

23. Весь день теплый дождь.

24. Весь день дождь и холодно.

25. Серо, холодно, нависшие тучи, вечером дождь.

26. Щуки нерестятся.

27 и до конца марта райские дни, какие, дай Бог, чтобы и в Мае были.


Перейти на страницу:

Все книги серии Дневники

Дневники: 1925–1930
Дневники: 1925–1930

Годы, которые охватывает третий том дневников, – самый плодотворный период жизни Вирджинии Вулф. Именно в это время она создает один из своих шедевров, «На маяк», и первый набросок романа «Волны», а также публикует «Миссис Дэллоуэй», «Орландо» и знаменитое эссе «Своя комната».Как автор дневников Вирджиния раскрывает все аспекты своей жизни, от бытовых и социальных мелочей до более сложной темы ее любви к Вите Сэквилл-Уэст или, в конце тома, любви Этель Смит к ней. Она делится и другими интимными размышлениями: о браке и деторождении, о смерти, о выборе одежды, о тайнах своего разума. Время от времени Вирджиния обращается к хронике, описывая, например, Всеобщую забастовку, а также делает зарисовки портретов Томаса Харди, Джорджа Мура, У.Б. Йейтса и Эдит Ситуэлл.Впервые на русском языке.

Вирджиния Вулф

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное
Дневники: 1920–1924
Дневники: 1920–1924

Годы, которые охватывает второй том дневников, были решающим периодом в становлении Вирджинии Вулф как писательницы. В романе «Комната Джейкоба» она еще больше углубилась в свой новый подход к написанию прозы, что в итоге позволило ей создать один из шедевров литературы – «Миссис Дэллоуэй». Параллельно Вирджиния писала серию критических эссе для сборника «Обыкновенный читатель». Кроме того, в 1920–1924 гг. она опубликовала более сотни статей и рецензий.Вирджиния рассказывает о том, каких усилий требует от нее писательство («оно требует напряжения каждого нерва»); размышляет о чувствительности к критике («мне лучше перестать обращать внимание… это порождает дискомфорт»); признается в сильном чувстве соперничества с Кэтрин Мэнсфилд («чем больше ее хвалят, тем больше я убеждаюсь, что она плоха»). После чаепитий Вирджиния записывает слова гостей: Т.С. Элиота, Бертрана Рассела, Литтона Стрэйчи – и описывает свои впечатления от новой подруги Виты Сэквилл-Уэст.Впервые на русском языке.

Вирджиния Вулф

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
100 великих кумиров XX века
100 великих кумиров XX века

Во все времена и у всех народов были свои кумиры, которых обожали тысячи, а порой и миллионы людей. Перед ними преклонялись, стремились быть похожими на них, изучали биографии и жадно ловили все слухи и известия о знаменитостях.Научно-техническая революция XX века серьёзно повлияла на формирование вкусов и предпочтений широкой публики. С увеличением тиражей газет и журналов, появлением кино, радио, телевидения, Интернета любая информация стала доходить до людей гораздо быстрее и в большем объёме; выросли и возможности манипулирования общественным сознанием.Книга о ста великих кумирах XX века — это не только и не столько сборник занимательных биографических новелл. Это прежде всего рассказы о том, как были «сотворены» кумиры новейшего времени, почему их жизнь привлекала пристальное внимание современников. Подбор персоналий для данной книги отражает любопытную тенденцию: кумирами народов всё чаще становятся не монархи, политики и полководцы, а спортсмены, путешественники, люди искусства и шоу-бизнеса, известные модельеры, иногда писатели и учёные.

Игорь Анатольевич Мусский

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии