Дневники 1923-1925

В жизни своей я натаскал несколько собак, и все больше упрямых ирландцев, но каждый раз натаски был для меня каким-то совершенно новым творчеством, я делал это ощупью, все выходило случайно, и хотя результат получался недурной, но чего это мне стоило! Нет, я не очень верю в себя как в хорошего дрессировщика. Но я слышал от опытных охотников, что двухлетний возраст собаки не имеет значения, важно только, чтобы собака была не испорчена, и лучше всего, если с ней никто не проделывал никаких опытов дрессировки и натаски. «Если это правда, — думал я, — то лучше этой Кэтт не может быть материала: собака два года жила на диване».

Да, я неважный дрессировщик, но известно, что настоящие мастера плохо могут рассказать о своем мастерстве, а я могу, мне кажется, могу и попробую в точности передать опыт мой этого лета.

Хорошо, что Кэтт — самка, сучки всегда понятливей. Все, что называется в руководствах «комнатной дрессировкой», я проделал всего в один день. Я положил на землю кусочек белого хлеба и, когда собака сунулась было к нему, дал ей ладонью по носу легкий толчок и громко крикнул: «Тубо!» Потом ее погладил и, сказав «пиль!», пригласил кушать. В четверть часа это было кончено. Потом я научил «вперед!» и «назад», действуя исключительно повышением голоса, и так же научил понимать: «ищи!», «сюда», «тише», «к ноге». На другой день я учил собаку в густых ореховых кустах, где, я знал, не было никакой дичи: я прятался, а она меня разыскивала, и так в этот день я совершенно научил ее короткому лесному поиску, а в поле далось не сразу. Несколько дней я ходил по полю, как яхта против ветра, галсами и движением руки с легким посвистыванием заставляя собаку проделывать то же самое. В конце концов Кэтт и это очень скоро усвоила. Несколько дней я употребил на то, чтобы ходила не прямо передо мной, а кругами, известно, как приучают к этому: сам повертываешь внезапно, и, когда собака обернется, испуг…

Я слышал от опытных охотников, что двухлетний возраст для дрессировки и натаски не беда, лишь бы только собака была совершенно никем не тронута. А Кэтт была в таком девственном состоянии, что даже за птичками не гонялась, а, увидев слетевшую, только удивлялась, она охотилась вначале только за цветами и на ходу любила скусить и высоко подбросить венчик ромашки.

Не могу припомнить числа, когда я в первый раз вывел Кэтт на болото для натаски по живой дичи.

Бекасы и дупеля еще не выходили из крепей в открытые места, я не мог найти ни одного бекаса и, хотя это не рекомендуется, занялся чибисами.

В этот раз мне удалось сделать наблюдение и отметить это как совершенно новое, потому что я об этом нигде не читал: чибис не только не плохой, как сказано у Соболева, материал для натаски, а, по-моему, самый лучший, какой только может быть. Молодой чибис лежит такой плотной рыжей лепешкой между кочками, что сковырнуть его можно только прикосновением.

Кэтт поначалу не чуяла этих лепешек. Я сковырнул одного…

Левина поездка в Москву

1. Ответ Воронского.

2. Экскурсбаза и Коноплянцев.

3. Починка машины (щиток, лента и защитная лента).

4. Собачьи дела.

5. Искорка.

6. Курымушка. Прибой. Тальников.

7. Длинное ухо.

8. Помор.

9. Объектив и фотография.

10. Книги: археология.

11. Башмаки.

12. Пирамидон.

13. Проверка рукописи и вещи.

14. Новый мир: предложить роман.

Невозможно любить себя таким, как показывает зеркало и фотография, и свои несовершенные дела. Я люблю себя самого только маленьким, и когда мне удается так сойтись с «ближним», то я вижу в нем его маленького, — я люблю его, как самого себя. Любовь моя к такому ближнему, как материнская: вечная тревога за его жизнь и радость, когда он здоров. И самые простые люди, едва ли умеющие даже читать, воплощают себя самих в детях, а через своих детей учатся любить и других. Нечего тут много задумываться, все это мы видим каждый день: не от идей и образования любят друг друга, а учатся этому в своей семье, потом жизнью, и не иначе, как через самого себя. Вот почему пуста заповедь «люби ближнего, как самого себя»^{180}, если я не понимаю еще себя самого, и понять это можно, должно быть, ценою всей жизни.

Так я говорю крестной, она делает.

С покойной своей тетушкой Марьей Ивановной Алпатовой я часто об этом беседовал и так учился у нее смотреть на людей больших, а она ценила их чисто по-женски: это значит видеть в больших людях детей…

Михаил Алпатов в то время детей уже не видел в людях, и ему представлялось, что люди, носящие вывеску своего большого дела, — в то же время и настоящие люди, Старшие, как в гимназии казались учителя, что они хранят какую-то важную тайну их дела.

Иногда женщина делает вид, что слушает умные рассуждения, и в то же время очень внимательно следит за чем-то другим: что это такое занимает ее в это время? Я знаю: это она заглядывает в родники человека, в его природу и следит, прислушиваясь, в каком соответствии находятся слова, идеи к вашей природной основе: в это время она вам мать и вы ее дитя.