Дневники: 1925–1930

Как же неуютно в моей комнате – весь стол завален бумагами и т.д. Сейчас я снова перелопачиваю «Волны», и у меня, пожалуй, есть часа полтора, которые можно распределить между Данте, рукописью и написанием дневника другим пером. Вчера мы ездили в Уорлингем[1185] и сидели у гравийного карьера, как на картине Сезанна. Я провела такое сравнение, жалея себя, что я не во Франции. Мы прогулялись по конной тропе, видели старые тихие фермы, кроликов, холмы – словно по волшебству все сохранено в таком виде, как было в Кройдоне[1186]. Никогда еще разница между Лондоном и деревней не казалась настолько огромной. Вернулись домой, приготовили ужин; я почитала рукопись, хотя на прошлой неделе мы без особой на то причины и единогласно решили закрыть издательство. Да, пора положить этому конец. То есть мы, конечно, продолжим печатать меня, Л. и, быть может, Дотти, а еще закончим начатое. Короче говоря, в октябре следующего года издательство станет таким, каким оно было во времена Хогарт-хауса – странное решение, особенно если учесть, что сейчас мы финансово успешны. «Но что такое деньги, когда продаешь свободу?!» – говорим мы. И какой вообще смысл издавать эти посредственные романы и брошюры, от которых нет ни пользы, ни вреда?! В общем, прогуливаясь по площади после обеда, мы как бы невзначай приняли это решение и таким образом сбросили с плеч еще одну ношу. Именно это я и называю «быть у руля», а не просто плыть по течению.

2 ноября, воскресенье.

А сегодня вечером предстоит отправить последнее письмо Нелли; оно лежит в моей красной сумке, но я не хочу перечитывать то, что мне пришлось написать. Впрочем, я не ожидаю особых возражений. Во-первых, мы подводили Нелли к тому, что готовы обойтись без нее; во-вторых, после той пресловутой сцены в прошлом ноябре она, думаю, поняла, что все изменилось. Как бы то ни было, прошедшие 5 месяцев показали, что нам свободнее, легче и даже комфортнее без Нелли, несмотря на все ее благодушие, здравый смысл и любезность, которые теперь, после того как я уже написала письмо, видятся мне в истинном свете. Однако я в смятении, в подвешенном состоянии, ибо не уверена, подходит ли нам Энни; сомневаюсь, не аукнется ли нам это в ближайшем будущем. Ох, никогда больше не опускаться до сцен со слугами – вот моя цель. Сразу вспоминается, как мы гуляли по площади, обдумывая ультиматумы Нелли. Сколько же часов мы потратили и еще потратим на нее! Однако перерыв пошел мне на пользу – я как будто на 10 лет помолодела. Ох, но ведь все равно придется увидеться с ней…

5 ноября, среда.

Вот еще одна заметка о Нелли, поскольку она странный элемент нашей жизни, пускай и оставшийся в прошлом; ох уж эта психология слуг и т.д. На мое длинное, подробное и ласковое письмо она ответила одной фразой: «Мистер и миссис Вулф, спасибо за чек. Искренне ваша».

Однако вчера вечером в телефонной трубке раздался озлобленный, испуганный, сердитый голос – это описание мисс Риветт, – который, как оказалось, принадлежал Нелли. Она хотела поговорить со мной, но я, к счастью, была не дома или слишком далеко от телефона. Мы предполагаем, что после своего сухого ответа она решила посоветоваться с Лотти, возможно, встретилась с миссис Хант, и по какой-то причине они решили со мной побеседовать. Похоже, теперь Нелли передумала. Чувство свободы растет и крепнет. Письмо отправлено, шок прошел. Я захожу в дом, пустой и тихий, и радуюсь.