Об остальном буду говорить, простите, как о журавлях: если здоровье позволит, я надеюсь, что, сдавая к 1-му Августу «Зеленую Дверь», я буду иметь в руках новое звено «Vir ornotissimus russus», а когда это сдам, сделаю звено любовных мистерий и потом последнее «брачное». В общем, я пишу роман не для нынешнего дня, переплываю неизвестное море и, конечно, мне очень трудно думать о журнале, как бы хотелось.
Вы не очень тужите о недостатке материала высшей добротности. Виноваты не Вы и не мы, а переходное время.
В нашей русской природе бывает высший момент напряжения творческих сил, когда утренняя заря сходится с вечерней — вот теперь: в 1 ч. ночи рассветает на западе, утренняя заря берет вечернюю и ведет ее на восток. Так и в литературе для творчества необходим момент схождения зорь, тайное ночное единение.
Крепко жму Вашу руку. М. П.
Можно (поэту и ученому) на собственном своем дворе увидеть вселенную, но большинство людей («государственных») делают из вселенной свой двор.
Григорьев представил мне всю бессмыслицу молитвы, которую мы теперь слышим и твердим с колыбели: сначала разрушим до основания, а потом устроим лучший мир.
Приступаю к рассказу «Коровья вера».
В общем, леса шоколадные, определенно зеленеет ива и — присмотреться — на березах почки раскрылись.
Дождь и после обеда. Мы ходили на могилу Розанова: мы с Е. П., Тарасиха и Таня.
Могила В. В. Розанова на кладбище Черниговского скита в расстоянии 21 метра 85 сант. по бетонной дорожке от крайнего приступка паперти церкви Черниговской Богоматери; под прямым углом от этой точки на W как раз против 3-го слева окна 4-го корпуса в 3-х метрах находится центр могилы Конст. Леонтьева, и по той же линии к 3-му окну в расстоянии от 1/2 до 1 аршина находятся 3 могилы семьи Розановых, левая по всей вероятности, В. В. Розанова.
Чугунный памятник К. Леонтьева опрокинут, центральная часть его с надписью выбита. Очертаний могилы Розанова на земле почти незаметно.
Корпуса Черниговского скита населены преступниками и проститутками (Исправит, дом имени Каляева). Тане Розановой одно время предлагали должность «ухаживать за проститутками». Такая злая ирония: Розанов писал так любовно о «священных проститутках» у дверей храма и вот лежит теперь прямо у храма, в котором не служат, окруженный обыкновенными проститутками, и дочери его предлагают за ними «ухаживать».
Тарасиха положила два красных яйца на могилу Конст. Леонтьева, тогда среди окружавших нас преступников было заметно движение броситься на них. Но они удержались, конечно, боясь нас. Что там было, наверно, когда мы ушли!
Тарасиха, конечно, черносотенка, а теперь стоит за Совет, за большевиков, ненавидит жидов, кадетов, Керенского. Сама при большевиках отлично живет. Через нее отлично, прямо насквозь понятно, почему черносотенцы были сразу поглощены большевиками и отлично устроились жить в кишках революции.
Розанов звал Тарасиху «бабой Ягой». Это понятно: она груба, форсирует-де «Мадам сан жен», а он любил внутренних, извне стыдливых людей. Розанов был сам нежный, тихий человек с таким сильным чувством трагического, что не понимал даже шуток, сатиры и т. п. Розанов мог быть, однако, очень злым.
Тарасиха, деревенская баба, и знает всех писателей, Толстого близко даже.
У Марьи Викентьевны Алексеевой было 22 жениха (да, но какие женихи! а профессор? да, но какой профессор!)
Тарасиха: «Таня былинка, Маня скала! Маня умная! потому и не вышла». — «У нее страсти нет». — «Потому что умна, а страсть у глупых». — «А Анна Каренина?» — «Конечно, глупа, вот Софья Андреевна умная».
Тарасиха о Толстом: «У него была голова развращенная, потому он и требовал много любви от Софьи Андреевны, а здоровому телу не нужно много любви, и ум легко справляется при здоровом теле со страстью».