Читаем Дневники 1926-1927 полностью

Мне удалось написать несколько рассказиков, может быть, один из них был замечательный. Хотя я не вполне уверен, что я сделал нечто действительно ценное, но мне, однако, из этой работы представилось ясно, как нужно вести себя, чтобы получалось все лучше и лучше. Вот это «как вести себя» в создании лучшего я и считал путем для освобождения от Кащеевой цепи, т. е. творческим процессом, а установка личности своей будет в коррективе: «не я выдумал, а так есть», а я только хозяйствую: я хозяин. Я-то радостно узнаю себя в других.


16 Марта.


Хвосты


Пришлось «купировать» хвосты щенятам. Оказались довольно толстые, в мизинец. Еф. Пав. держит, я режу ножницами. Во время операции входит Дуня и, заметив, чем мы заняты, назад. «Не могу глядеть, — говорит, — жалко». А между тем сама помогает мужу постоянно резать лошадей, и там ей не жалко, потому что там «надо», — они живут продажей лошад. мяса — здесь же она только наблюдатель. И я тоже не мог бы смотреть на резню, замутило бы и затошнило, но когда надо действовать — ничего. Так, верно, в революцию убивали, не жалея людей: надо было.


Писатель всегда охотник за материалами, он проглатывает их, как окунь пескаря, широким ртом. Но философ проглатывает художественные произведения так же, как щука окуня.


А то я думаю иногда о брачном отношении художника и его материалов: он влюбляется, и темы отдаются ему с радостью. Цветы, птицы, звери, человек, вся земля вступает в брачный союз, и художник через это становится отцом и хозяином всех своих владений. Хорошей школой такого писательства была у меня журнальная работа: по робости своей я старался так писать о людях, чтобы не обидеть их и брать от них в свои очерки то, чем они гордятся в себе, чего достигли.


Был у дочери Розанова Татьяны Васильевны. «Хорошо, — говорит, — что вы любите природу, значит, человека не любите, нельзя его любить». Совсем Розановская манера, и лицом, и натурой совсем Розанов. Она говорила, что Вас. Вас. приходил иногда со службы расстроенный, чем-нибудь его обидели, и он долго плакал, ложился в кровать и плакал, как ребенок. И она тоже мучится службой и тоже, наверно, плачет от нее.


Глубина человеческой души измеряется памятью ее о прошлом: столько-то метров от первого впечатления до встречи с ним в работе сегодняшнего дня. А беспамятные люди все равно, что бессовестные.


Ценю того человека больше, кто больше сохранил в себе своего ребенка.


План


1) Работа над романом: набросанное звено «Зеленая дверь» хорошо бы теперь написать в отделку, а потом, не сдавая в печать его, продолжать дальше и, если понадобится потом, переделать.

2) Путешествие осуществить со Старовым, начать его в момент определенного поворота на весну воды. Роман не брать, книг не брать. Съездить к Мантейфелю с Петей в Зоопарк. Сегодня сходить к адвокату. И еще непременно к учителю.

3) Написать: 1) Груздеву, 2) Попову, 3) Маршаку.


Идеи


Считаем мы время и знаем, когда поспевает рожь. Мы знаем, сколько носит корова, лошадь, собака, сколько времени сидит птица на яйцах. Так и законченность формы выражения наших мыслей и чувств надо считать ударами сердца. У иного сердце бьется так часто, что уже в молодом возрасте он скажет все и умолкнет. У другого тихое сердце, и нужна долгая жизнь, чтобы форма созрела. Очевидно, я принадлежу к тем, у кого сбор урожая начинается с сединой в бороде.


17 Марта. Вчера сидел у меня Евдокимов. Он несколько не в том плане, что я, и потому, хотя беседа была и дружеская, но остается от нее даже на другой день взволнованность своей поверхности (от болтовни) очень неприятная. Так всегда от общения с большинством людей временно утрачиваешь себя — самое неприятное! От других приближаешься к себе и обогащаешься. Получена «Охота» Смирнова, такое же макулатурное создание, как Рог. Надо пробрать его.


18 Марта. Вчера осматривал Зоопарк (Петр Александрович Мантейфель). Звери на показе все равно, что литургия по радио. «Начинается «бурный период», — говорит М., указывая на множество уток, лебедей и гусей в пруду. А нам вспоминается «бурный» период на Переславском озере. Его обычные слова сторожам: «Покрыл? подмял?» Зайцы, открыто лежащие, волки, виляющие перед людьми хвостами. Тигры при звуке голоса ложатся на спину или трутся, как кошки, боком, мордой о решетку. Соболь «Топсик» на ласковое слово высунет из дупла мордочку и начнет вылезать, длинный какой! лезет, лезет, и все нет конца туловищу.

С другой стороны, очень уж трогательно, когда волк, узнав П. А-а, вдруг просветляется изнутри добротой и любовью в ласковом взгляде.


Впечатления: охота за Мантейфелем; русак; антилопа — родоначальница коров; медведь — вспыльчивость.


Следы тигра на снегу: вот следы! И что значит, если, скажем, в Уссурийской тайге: вот след тигра.


<Запись на полях> 3-го дня массовый прилет грачей.


Перейти на страницу:

Все книги серии Дневники

Дневники: 1925–1930
Дневники: 1925–1930

Годы, которые охватывает третий том дневников, – самый плодотворный период жизни Вирджинии Вулф. Именно в это время она создает один из своих шедевров, «На маяк», и первый набросок романа «Волны», а также публикует «Миссис Дэллоуэй», «Орландо» и знаменитое эссе «Своя комната».Как автор дневников Вирджиния раскрывает все аспекты своей жизни, от бытовых и социальных мелочей до более сложной темы ее любви к Вите Сэквилл-Уэст или, в конце тома, любви Этель Смит к ней. Она делится и другими интимными размышлениями: о браке и деторождении, о смерти, о выборе одежды, о тайнах своего разума. Время от времени Вирджиния обращается к хронике, описывая, например, Всеобщую забастовку, а также делает зарисовки портретов Томаса Харди, Джорджа Мура, У.Б. Йейтса и Эдит Ситуэлл.Впервые на русском языке.

Вирджиния Вулф

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное
Дневники: 1920–1924
Дневники: 1920–1924

Годы, которые охватывает второй том дневников, были решающим периодом в становлении Вирджинии Вулф как писательницы. В романе «Комната Джейкоба» она еще больше углубилась в свой новый подход к написанию прозы, что в итоге позволило ей создать один из шедевров литературы – «Миссис Дэллоуэй». Параллельно Вирджиния писала серию критических эссе для сборника «Обыкновенный читатель». Кроме того, в 1920–1924 гг. она опубликовала более сотни статей и рецензий.Вирджиния рассказывает о том, каких усилий требует от нее писательство («оно требует напряжения каждого нерва»); размышляет о чувствительности к критике («мне лучше перестать обращать внимание… это порождает дискомфорт»); признается в сильном чувстве соперничества с Кэтрин Мэнсфилд («чем больше ее хвалят, тем больше я убеждаюсь, что она плоха»). После чаепитий Вирджиния записывает слова гостей: Т.С. Элиота, Бертрана Рассела, Литтона Стрэйчи – и описывает свои впечатления от новой подруги Виты Сэквилл-Уэст.Впервые на русском языке.

Вирджиния Вулф

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное

Похожие книги

100 великих деятелей тайных обществ
100 великих деятелей тайных обществ

Существует мнение, что тайные общества правят миром, а история мира – это история противостояния тайных союзов и обществ. Все они существовали веками. Уже сам факт тайной их деятельности сообщал этим организациям ореол сверхъестественного и загадочного.В книге историка Бориса Соколова рассказывается о выдающихся деятелях тайных союзов и обществ мира, начиная от легендарного основателя ордена розенкрейцеров Христиана Розенкрейца и заканчивая масонами различных лож. Читателя ждет немало неожиданного, поскольку порой членами тайных обществ оказываются известные люди, принадлежность которых к той или иной организации трудно было бы представить: граф Сен-Жермен, Джеймс Андерсон, Иван Елагин, король Пруссии Фридрих Великий, Николай Новиков, русские полководцы Александр Суворов и Михаил Кутузов, Кондратий Рылеев, Джордж Вашингтон, Теодор Рузвельт, Гарри Трумэн и многие другие.

Борис Вадимович Соколов

Биографии и Мемуары