Читаем Дневники 1926-1927 полностью

Словом, выходило, что если я дом покупаю, то я — газетчик, если не покупаю — пишу роман: дом или роман.

Я созвал своих, изложил им все подробно, я знал, что им, особенно Леве, страшно хотелось иметь дом, и потому я не подчеркивал это, что мне хочется в ту или другую сторону. Ставлю на голосование: дом или роман. «Конечно, роман», — сказала Ефрос. Павловна. Лева молчал и думал. Я долго не мог добиться от него ответа, казалось, он колеблется, но вышло, нет: он думал, как ему ответить умнее и убедительней, что дом покупать не следует и начал так: «Я думаю, что ты, крупный художник, следовательно, ты можешь писать свободно о всем, что захочешь, и это с производственной точки зрения в высшей степени будет нерационально, если на пути творчества будет стоять дом».

Мне пришло в голову компромиссное решение: купить, если хозяйка согласится взять 1000 руб., и рассрочить остальные на 2 года. Тогда представится такая картина:


Расход:

1000 р.

300 р. — купчая

100 р. — переезд

________________

1400 руб.


Приход:

600 р. ост. от 2000 руб.

От Гиза 100 р. в компенсацию уплаты рассрочки.

И вся картина такая, что я имею дом, бесплатную квартиру и 600 руб.


30 Мая. Недомогаю. Сижу дома, а когда выхожу — не узнаю природу: так быстро все густеет, так роскошно. По утрам вижу, как раскрываются цветущие одуванчики, по вечерам замечаю, как они постепенно закрываются и золотая лужайка без них становится зеленой. В такие устойчивые майские дни понимаю Фета, который завешивал окна своего дома именно в самые для всех лучшие дни: слишком густа жизнь, не хватает себя на нее и надо прикрыться.


Завязалась какая-то глупость с покупкой домишка. Лева сегодня поймал автобус и поехал в Сергиев — Москву обделывать дела.


31 Мая. Птичка снесла 4-е яйцо: так вот 4-й день и каждое утро по яйцу. Решив переезжать, не наблюдаю природу, только вижу, как утром блестит роса на зеленом лугу, как потом раскрываются цветы и луг становится ярко-желтым, золотым, и к вечеру опять цветы закрываются, и только зеленеет трава. Еще слушаю через окно, как шумит лес: так мягко, так бархатно-спокойно, вспоминаешь зимний шум в неодетом лесу, и будто тогда примус рвало, а теперь шумит самовар.


Лева прислал телеграмму, что хозяйка согласна продать дом за 1000 руб. и потом два года уплачивать ежемесячно по 100 р. Не знаю, хорошо ли будет. Все Яковлев наделал: подтолкнул.


1 Июня. Вот и май прошел. Так все проходит в природе без нашего участия. И так же почему-то изменяются отношения в обществе: не узнать, как стало теперь. Я однажды с великим трудом заработал себе литературным трудом деньги, выстроил себе дом, чтобы спокойно работать и растить семью. Пришли коммунисты, выгнали меня из дома, и потом его сожгли мужики. Я вышел на камни в город{29}.

Были коммунисты, — приставляли мне ко лбу револьвер и грозили: — хошь, покажу камни?

Были коммунисты, когда я заходил в редакции с желанием работать, мне отказывали, и в углах слышался шепот: — белый, белый!

Были коммунисты, я приходил в редакцию к ним и предлагал свои рукописи, у меня их покупали, давали денег и не печатали (Стеклов).

И теперь коммунисты из «Рабочей Газеты», устроители органа В.К.П., сами зовут меня. Редактор, встречая, встает.

Я говорю ему, что мне нужен аванс в 1000 руб. и потом вскоре еще столько же.

— Мне нужно купить дом, — сказал я.

— Очень хорошо, мы вам денег дадим.

— Что же я вам должен?

— Что хотите, пишите, как <1 нрзб.> писатель.


Картинки деревенской жизни: крестьянин, который не променяет своего крестьянства на фабрику, у него невестки ткут: производство, портной обшивает сапожника… у портного мальчик: Алексей Иванович!


2 Июня. Стрижи вывели, скворцы вывели, чирки вывели. Желтое поле одуванчиков стушевывается: там и тут стоят настоящие одуванчики (вот еще чисто детский цветок).

Читал «Кащееву цепь»: понравилось все, кроме 3-го звена.


3 Июня. Сухо. Загорелись леса. Вчера птичка положила 5-е яйцо, и больше уже не кладется.

Я очень люблю мелкую лесную заросль: когда наверху настоящие большие деревья ровно, густо, сытно шумят, тут внизу мелкие осинки особенно смешно лепечут своими круглыми листочками на тончайших черенках, рядом березки тоже перебирают смолистыми сверкающими листиками, и что особенно чудно: наверху определенно по ветру шумят, а здесь, подражая старшим, тоже беседуют листьями, но только в другую сторону, просто дети, и даже нет — щенята-сосунки, только что проглянувшие на свет, наливающие круглые розовые животы и тоже, как у больших, с хвостом.


Исправил «Кащееву цепь».

Вечером был художник с, умученный молодой человек, сокрушаемый необходимостью найти в искусстве свой стиль и почерк.


Перейти на страницу:

Все книги серии Дневники

Дневники: 1925–1930
Дневники: 1925–1930

Годы, которые охватывает третий том дневников, – самый плодотворный период жизни Вирджинии Вулф. Именно в это время она создает один из своих шедевров, «На маяк», и первый набросок романа «Волны», а также публикует «Миссис Дэллоуэй», «Орландо» и знаменитое эссе «Своя комната».Как автор дневников Вирджиния раскрывает все аспекты своей жизни, от бытовых и социальных мелочей до более сложной темы ее любви к Вите Сэквилл-Уэст или, в конце тома, любви Этель Смит к ней. Она делится и другими интимными размышлениями: о браке и деторождении, о смерти, о выборе одежды, о тайнах своего разума. Время от времени Вирджиния обращается к хронике, описывая, например, Всеобщую забастовку, а также делает зарисовки портретов Томаса Харди, Джорджа Мура, У.Б. Йейтса и Эдит Ситуэлл.Впервые на русском языке.

Вирджиния Вулф

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное
Дневники: 1920–1924
Дневники: 1920–1924

Годы, которые охватывает второй том дневников, были решающим периодом в становлении Вирджинии Вулф как писательницы. В романе «Комната Джейкоба» она еще больше углубилась в свой новый подход к написанию прозы, что в итоге позволило ей создать один из шедевров литературы – «Миссис Дэллоуэй». Параллельно Вирджиния писала серию критических эссе для сборника «Обыкновенный читатель». Кроме того, в 1920–1924 гг. она опубликовала более сотни статей и рецензий.Вирджиния рассказывает о том, каких усилий требует от нее писательство («оно требует напряжения каждого нерва»); размышляет о чувствительности к критике («мне лучше перестать обращать внимание… это порождает дискомфорт»); признается в сильном чувстве соперничества с Кэтрин Мэнсфилд («чем больше ее хвалят, тем больше я убеждаюсь, что она плоха»). После чаепитий Вирджиния записывает слова гостей: Т.С. Элиота, Бертрана Рассела, Литтона Стрэйчи – и описывает свои впечатления от новой подруги Виты Сэквилл-Уэст.Впервые на русском языке.

Вирджиния Вулф

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное

Похожие книги

100 великих деятелей тайных обществ
100 великих деятелей тайных обществ

Существует мнение, что тайные общества правят миром, а история мира – это история противостояния тайных союзов и обществ. Все они существовали веками. Уже сам факт тайной их деятельности сообщал этим организациям ореол сверхъестественного и загадочного.В книге историка Бориса Соколова рассказывается о выдающихся деятелях тайных союзов и обществ мира, начиная от легендарного основателя ордена розенкрейцеров Христиана Розенкрейца и заканчивая масонами различных лож. Читателя ждет немало неожиданного, поскольку порой членами тайных обществ оказываются известные люди, принадлежность которых к той или иной организации трудно было бы представить: граф Сен-Жермен, Джеймс Андерсон, Иван Елагин, король Пруссии Фридрих Великий, Николай Новиков, русские полководцы Александр Суворов и Михаил Кутузов, Кондратий Рылеев, Джордж Вашингтон, Теодор Рузвельт, Гарри Трумэн и многие другие.

Борис Вадимович Соколов

Биографии и Мемуары