Читаем Дневники 1926-1927 полностью

Жара. Грачи и галки сидят с открытыми ртами. Горит в лесах торф. Берендеево.{30} Подход у журналиста-исследователя к жизни должен быть простой, без раздумья о выборе той или иной стороны, потому что для живого человека жизнь круглая и горит везде со всех концов одинаково. Это не легко, но это талант журналиста. Однако я все-таки на мгновенье подумал, как лучше начать мне подход к исследованию быта на торфяных работах, с рабочих или с администрации.

На краю болота стояла контора, окруженная рабочими. Я спросил у них, тут ли заведующий, кивнул головой один из рабочих и показал наверх: рабочий был мрачен, и я решил идти к заведующему. Я предъявил свое удостоверение. «Двести подписались среди наших рабочих», — сказал заведующий. — «Читают или курят?» — «И читают и курят». Заведующий сказал еще: через 5 мин. Я вышел к рабочим, а у них уже разузнали, кто я, и все бросились ко мне и стали жаловаться.

Вечером в 5 ч. по пути к Сергиеву пошел сильный дождь летнего характера, и это, потом оказалось, был поворот на холод после жары. Ночевал в кухне своего дома.


9 Июня. После обеда дождь, и потом холод. Все подготовлено, чтобы в пятницу (завтра Вознесенье) сделаться собственником дома № 75 по Комсомольской улице.


10 Июня. Он был человек верующий, но растерянный, часто забывался и однажды в состоянии полного равнодушия и рассеянности назвал святой монастырь Параклит пирамидоном. — Где тут дорога в Пирамидон?


Завтра совершается акт покупки дома, у меня к этому почти такое же отношение, как у Подколесина: не удрать ли… Я передаю лишнего не меньше 500 руб., но считаю невозможным выжидать, потому что растрачу деньги; второе основание для покупки, что квартиры, где можно бы держать собак, найти невозможно, в-третьих, рассрочка на два года!


Сшибалы у Красных ворот. Психология каменщика из пролетарской слободы (зачем комсомол, если все зависит от администрации?). Мечта о доме в деревне.


Источник моей иронии. Раньше я думал, что есть Старшие, люди умнее меня и лучше, я был еще мал, и это была правда, но за время революции я дорос до конца, стукнулся макушкой о верх — и Старших не стало. Но я еще не понимал, что стал сам Старшим, и что это у каждого старшего есть, что стало со мной, мне казалось, что я, не видя людей выше себя, утратил веру, разочаровался, опустел, одеревенел. Так, однако, бывает со всеми, у кого прекращается органический рост и кто через это становится самым высоким и Старшим.


11 Июня. Имя Каляева между отцами церкви на воротах Вифанского скита, населенного инвалидами труда. Тут ад: старухи версту обходят здание, чтобы сходить до ветру, но не доходят. Драка костылями. А то инвалиды поднимаются, идут в исполком и там стучат костылями и требуют «суп»: они грозят, кричат, что пострадали… Это ад на месте райском… И тут же Параклитские монахи ежедневно ходят по 5 верст сюда служить…

…Две молодые евреечки накачивали по очереди велосипед. Рабочий каменщик возвращался с работы, весь в белой пыли, как мельник, шел посередине шоссе и читал на ходу толстую книгу.

В 3 часа дня акт совершен.


12 Июня. Ночью, кажется, был мороз. Выезжаю на торф и в 1 ч. д. на ст. Берендеево.


13 Июня. Торф.


14 Июня. Торф.


15 Июня. Утро торф. Вечером в 4 ч. дома.

Встреча с озером была счастьем, через это я вернулся к себе самому и понял, что озеро мне было как икона молящемуся, что тоже кому-то молюсь. Так неделю я не был в себе и вернулся. За это время вывелись (в субботу) птички, вывелись скворцы, уплыла с утятами кряква. Вечером мне принесли светляка, и он всю ночь светил мне, как лампада.


По-разному показывается любовь, — если человек слабый, то любовь удивит иногда, являясь силой слабого, а если человек силен и очень здоров, то любовь представится слабостью здорового сильного человека.


16 Июня. После обеда, наконец, собрался дождь.

Любопытно, что на торфе при забастовке беспартийные студенты, инженеры сочувствуют рабочим, а партийные против рабочих.

Причины забастовки («лопаты воткнули») объективные:

1) В первое время машины были не в порядке, рабочие не могли на них выработать норму (простои больше часа «по вине администрации» оплачиваются, но если ремень соскакивает каждый час на lU часа, или при перевозке машина застряла (чья вина?). 2) Вследствие спроса на торфяников попали в артели малосильные (портные). 3) Нетактичное поведение заведующего. 4) Дурная выпечка хлеба и другие небрежности вплоть до неточной работы конторы. 5) Краснобайство месткома, сидящего на двух стульях.


Вообще положение такое: одни люди хотят устроить государство на основе производительности труда, они в этом имеют и личный интерес, потому что на службе получают за это средства. Другие, рабочие, в государственном строительстве заинтересованы только идеологически («государство подымается, а мы падаем»). — «Что ты говоришь нам о государстве: то один разговор, а это другой».

Перейти на страницу:

Все книги серии Дневники

Дневники: 1925–1930
Дневники: 1925–1930

Годы, которые охватывает третий том дневников, – самый плодотворный период жизни Вирджинии Вулф. Именно в это время она создает один из своих шедевров, «На маяк», и первый набросок романа «Волны», а также публикует «Миссис Дэллоуэй», «Орландо» и знаменитое эссе «Своя комната».Как автор дневников Вирджиния раскрывает все аспекты своей жизни, от бытовых и социальных мелочей до более сложной темы ее любви к Вите Сэквилл-Уэст или, в конце тома, любви Этель Смит к ней. Она делится и другими интимными размышлениями: о браке и деторождении, о смерти, о выборе одежды, о тайнах своего разума. Время от времени Вирджиния обращается к хронике, описывая, например, Всеобщую забастовку, а также делает зарисовки портретов Томаса Харди, Джорджа Мура, У.Б. Йейтса и Эдит Ситуэлл.Впервые на русском языке.

Вирджиния Вулф

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное
Дневники: 1920–1924
Дневники: 1920–1924

Годы, которые охватывает второй том дневников, были решающим периодом в становлении Вирджинии Вулф как писательницы. В романе «Комната Джейкоба» она еще больше углубилась в свой новый подход к написанию прозы, что в итоге позволило ей создать один из шедевров литературы – «Миссис Дэллоуэй». Параллельно Вирджиния писала серию критических эссе для сборника «Обыкновенный читатель». Кроме того, в 1920–1924 гг. она опубликовала более сотни статей и рецензий.Вирджиния рассказывает о том, каких усилий требует от нее писательство («оно требует напряжения каждого нерва»); размышляет о чувствительности к критике («мне лучше перестать обращать внимание… это порождает дискомфорт»); признается в сильном чувстве соперничества с Кэтрин Мэнсфилд («чем больше ее хвалят, тем больше я убеждаюсь, что она плоха»). После чаепитий Вирджиния записывает слова гостей: Т.С. Элиота, Бертрана Рассела, Литтона Стрэйчи – и описывает свои впечатления от новой подруги Виты Сэквилл-Уэст.Впервые на русском языке.

Вирджиния Вулф

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное

Похожие книги

100 великих деятелей тайных обществ
100 великих деятелей тайных обществ

Существует мнение, что тайные общества правят миром, а история мира – это история противостояния тайных союзов и обществ. Все они существовали веками. Уже сам факт тайной их деятельности сообщал этим организациям ореол сверхъестественного и загадочного.В книге историка Бориса Соколова рассказывается о выдающихся деятелях тайных союзов и обществ мира, начиная от легендарного основателя ордена розенкрейцеров Христиана Розенкрейца и заканчивая масонами различных лож. Читателя ждет немало неожиданного, поскольку порой членами тайных обществ оказываются известные люди, принадлежность которых к той или иной организации трудно было бы представить: граф Сен-Жермен, Джеймс Андерсон, Иван Елагин, король Пруссии Фридрих Великий, Николай Новиков, русские полководцы Александр Суворов и Михаил Кутузов, Кондратий Рылеев, Джордж Вашингтон, Теодор Рузвельт, Гарри Трумэн и многие другие.

Борис Вадимович Соколов

Биографии и Мемуары