Дневники 1928-1929

Самый большой в моем кругозоре факт — это земля, по которой иду я и думаю: конечно, и я сам что-нибудь значу, но я — это не только не факт, а скорее наоборот: нечто очень переменное. Земля, конечно, тоже меняется, но в отношении меня перемены ее ничтожны. Земля — это факт в моем сознании самый большой… факт земля и cogito ergo sum[11].

20 Сентября. Ясное утро. Первый мороз.

Вчера свиделись с Левой, — все такой же, спешит по самой поверхности. В дороге ему понадобилось денег 50 р., он телеграфировал мне: «обворовали, вышли 50 р.». Я очень испугался, что украли его аппарат и другие вещи, мучился долго. Теперь спрашиваю. «А ничего не было, — говорит он, — это я выдумал, чтобы ты скорей выслал». Ефрос. Павл., однако, думает, что 50 руб. он просто потерял.

«Толичка, не умирай!» — вскрикнула Евдокия Тарасовна, когда старик Александров упал в первом припадке. Ведь 40 лет вместе прожили! И все, казалось, хорошо пойдет, естественно, поплакав, меня она спрашивала, в чем его положить, в поддевочке или в сюртуке. «В каком сюртуке?» — «В профессорском». Между прочим, это был обыкновенный старинный учительский вицмундир. Просила не оставлять ее, в том смысле, чтобы вызвать на похороны писателей. Заказала даже Кожевникову некролог. Все шло чин чином, и вдруг оказалось, что Александров будет умирать долго, так долго, что, пожалуй, в тяжких хлопотах о нем раньше умрет сама Евд. Тарас… Прошел почти год, он теперь сумасшедший, лежит беспокойно. Т. Розанова думает, что Тарасиха его даже бьет.

Когда все ладится, то в этом хорошем я всегда чувствую точку опоры в будущем, возможно <1 нрзб.> плохом состоянии, кажется так, что все пройдет, а это останется для меня, и я за это ухвачусь и выплыву, когда буду тонуть. Но это все кажется так, а на самом деле, когда потеряешь себя, то обыкновенно уж и совсем: Бог, человек, земля, cogito ergo sum — все исчезает. Десятки лет создаешь себе любимое дело, семью, и вдруг нет ничего, и оказывается, мысль о будущем была только одним из бледных призраков, преломлением в каплях тумана, отражением в далеком пространстве радуги настоящего: прожито настоящее, и, отраженная в будущем, радуга тоже исчезла.

Говорят обыкновенно, что это усталость, переждешь немного, передохнешь, и опять в настоящем начнется чувство радостного скопления для будущего. Что же? Это верно, только все-таки каждый раз состояние такого утомления равнозначит с маленькой смертью, потому что ты сам, твое «cogito» исчезает, и ты хватаешься за врача, санаторий, слабительное, крепительное и т. п. И раз в маленькой смерти исчезает твое «cogito», кто поручится, что при настоящей большой смерти ты совершенно не забудешь о скопленном для такого случая богатстве.

Гибель биолога Давыдова и народного учителя Автономова на стрежне р. Сулоти 5 Сент.

Сулоть. Между дер. Власово, тяготеющей к гор. Сергиеву, и Ведомшей Переславского уезда, куда из Сергиева попасть можно только клюквенной тропой, есть Ольховое болото, родина замечательной реки Сулоти. В сущности, это не река, а система озер, называемых плесами. Ближайший к истоку плес называется Лоханью, вероятно, потому только, что на поверхности его нет совершенно воды, а под низом она наливается как бы в лохань. Это зыбкое поймо летом косят, и сено остается тут <до> самых лютых морозов. Собираются в такой мороз крестьяне целым обществом, идут в Лохань и ломают ногами тонкий лед-тощак, из-под него выступает вода и сейчас же застывает на сильном морозе. Так создается крепкая ледяная дорога, по которой крестьяне вывозят к себе в деревню из Лохани пойменное сено.

Старые крестьяне, очень недоверчивые к осушительным работам в низовьях Сулоти, рассказывают, будто Лохань очень глубокая, дно ее будто бы гораздо ниже Волжского, и потому спустить в Волгу местные воды никогда не удастся. Возможно, это неверно, однако, самая Дубна за <3 нрзб.> Кроме Сулоти из Ольхового болота в Лохань со стороны Вонятина и Пустого Рождества бежит Сухмань-река, Крестница, Вздерниножка и другие. Все эти реки только весной шумят, летом бочаги. Но все-таки Лохань признается больше за луг, чем за плесо Сулоти, точно так же как последнее громадное плесо Сулоти перед впадением в Дубну называется не плесом, а озером, это у села Заболотье, известное своими утиными охотами озеро Заболотское. Дно этого зарастающего озера ледникового происхождения покрыто редчайшей водорослью… Claudophora, имеющей вид зеленых шариков. Работающий на Дубне экскаватор мало-помалу в борьбе за каждый сантиметр горизонта все-таки спускает застоявшиеся пойменные воды Дубны в Волгу, верхние воды Заболотского озера увлекаются в Дубну, и так на берегах обнажается Claudophora.