Читаем Дневники 1930-1931 полностью

Я был лично на одном районном собрании, где домашние хозяйки возмущенно ревели, изрыгая проклятия на «закон» против кошек. Но самое главное, без кошек неимоверное число крыс развелось на улице. Сколько крысы погрызли советского добра — подсчитать невозможно. Кроме того, среди крыс были бешеные, и я хорошо знаю по своим собакам, что бешенство собак, целая эпидемия, началась от этих крыс. А давно ли было с лисичками на юге (корсак), которых уничтожили поголовно, а мыши после этого уничтожили урожай. Словом, я хочу сказать, что рационализировать наше отношение к природе в интересах советского государства надо непременно с умом и, главное, с чрезвычайно осторожным вниманием к жизни животных. Я скажу еще точнее: экономический интерес наш к природе должен возбуждать, а не подавлять собой биологический интерес. Вот к этому пример. В одном зверовом хозяйстве молодой человек все лето работал над проектом реорганизации хозяйства. Однажды я с большим трудом оторвал его от работы и увлек в <1 нрзб.>прогулку. Тут я убедился, что молодой человек совершенно не знал, никогда не видел, в руках не держал тех самых трав, о которых пишет в докладе как о корме оленей. Дома в присутствии лиц я поднял об этом разговор, и вот кто-то сказал: то, о чем вы говорите, есть биологизм, а экономика позволяет нам сократить путь биологического изучения.

— Биологизм, — ответил я, — подавляющий хозяйственный расчет, есть вредное течение, но и экономизм, не возбуждающий, а подавляющий интерес к жизни животных, есть тоже не дело.

— Зачем мне знать травы, которые хотят дать оленям, — ответил мой оппонент, — если мы задумали сделать его домашним животным и как корову переведем на овес.

— Затем, — ответил я, — что пятнистого оленя мы содержим для получения дорогих пантов, а китайцы узнают панты, выращенные на овсе и на диких травах, и за последние платят во много раз дороже.

Скажите же по этому примеру, кто из нас двух больший хозяйственник, я — биолог, или этот усердный «экономист». Нет, конечно…


…выпустили оленуху, а она во время гона привела в ловушку двух рогачей.


Соболь.

Покорение Сибири: география — <1 нрзб.>(белка) — <1 нрзб.>: герой не знал и все убил, пришел ученый и узнал.


Раньше была Сибирь для всех на свете интересна как страна пушного зверя и ссылки.


Покорение Даурии.


Соболь.

(проект культфильма)


Первая картина.

Завоевание Сибири, начиная с Урала, сопровождалось сбором пушнины — ясака и, главным образом, соболя.

Примечание: сценарий этого кинофильма одновременно передается в Союзкино, а здесь тема представлена исключительно в <1 нрзб.>форме кинообозрения, очерка.

Ныне в мире золотые деньги — самое главное, а раньше деньгами была пушнина и, самое главное, в пушнине, был соболь. Правда, ведь это значит, покорение Сибири без всякой особенной натяжки и даже не как парадокс можно представить себе как движение казаков за соболем. Так была когда-то цветущая Даурия…

Итак, устраним время, пусть казаки движутся вперед непрерывно, и дадим на экране только пространство от Урала до Камчатки и движение казаков на лодках по реке, по сухопутью в тайге и…


Картина вторая.

Покорение Даурии.

Ветродуйный кедр. Вот падает снег и закрывает белым темные плиты, деревья седеют, и тот ветродуйный кедр, заваленный снегом, раньше других встречает восход, горит в лучах восходящего солнца. Из снежного леса зигзагами на лыжах выходят один за другим десять монголовидных дауров и <6 нрзб.>(соболяники). Все они располагаются под кедром…


Новая Даурия.

Аналогично диким пейзажам — теперь дается картина индустриальной Сибири. Свердловск — Уралмашстрой. Совхозы <1 нрзб.>Байкал. Даурские <1 нрзб.>… Новый Дерсу. Изобразить центр, заповедный питомник. Фокус: открытие…


Даурия.

Из всего, что я видел и слышал в Сибири по пути на Дальний Восток, больше всего мое внимание остановил контраст двух миров, Сибири как страны лесов, рыбы, диких зверей, первобытного человека и Сибири новой, индустриальной. Волнующих материалов собралось так много, что понадобилось как-нибудь разбить и сократить трафарет формы газетного очерка. В поисках более короткой формы мне пришло в голову, что кинотеатр подготовил широкие массы для восприятия литературы, вызывающей зрительные образы. Словом, я свой обыкновенный газетный очерк в 500 газетных строк хочу попробовать сделать в духе сценария и таким образом проложить путь от кино к газетной литературе.


18 Ноября.Вечером в 8 свидание с Гронским. Какой великолепный дом, этот красный свет озаряющий Страстной монастырь… какие перспективы могущества. И вот по рассказам Пети и по своим впечатлениям…


Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев спорта
10 гениев спорта

Люди, о жизни которых рассказывается в этой книге, не просто добились больших успехов в спорте, они меняли этот мир, оказывали влияние на мировоззрение целых поколений, сравнимое с влиянием самых известных писателей или политиков. Может быть, кто-то из читателей помоложе, прочитав эту книгу, всерьез займется спортом и со временем станет новым Пеле, новой Ириной Родниной, Сергеем Бубкой или Михаэлем Шумахером. А может быть, подумает и решит, что большой спорт – это не для него. И вряд ли за это можно осуждать. Потому что спорт высшего уровня – это тяжелейший труд, изнурительные, доводящие до изнеможения тренировки, травмы, опасность для здоровья, а иногда даже и для жизни. Честь и слава тем, кто сумел пройти этот путь до конца, выстоял в борьбе с соперниками и собственными неудачами, сумел подчинить себе непокорную и зачастую жестокую судьбу! Герои этой книги добились своей цели и поэтому могут с полным правом называться гениями спорта…

Андрей Юрьевич Хорошевский

Биографии и Мемуары / Документальное
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза