Читаем Дневники 1930-1931 полностью

Тибетскую медицину представляют большей частью шарлатаны, но так же, как и у нас среди знахарей, можно встретить бабушку, понимающую толк в целебных травах, среди представителей тибетской медицины тоже, и несомненно, в большем числе можно найти людей добросовестных и знающих. И даже если допустить, что драгоценные панты и корень жень-шень мало приносят пользы больным и мы не будем больше из-за принципа заготовлять их государственным порядком, то это значит предоставить заготовку пантов и жень-шеня контрабандистам, потому что Китай еще очень не скоро перейдет к европейской медицине.

Панты изюбря менее ценны, чем оленя, и еще меньше ценны панты марала. Панты различаются по шерсти, цвету и форме.

Видел варку пантов: неделю варят одну штуку.

Уссурийский приморский горал (козлик).

Вечером разговоры о пустоте, которая явилась мало-помалу во всей Сибири. Китайцы-ремесленники исчезают, потому что раскулачили их «старшинок»: старшинки им заготовляли все за три рубля в день (на шахтах), а когда исчезли старшинки, пришлось тоже обеспечить китайцам продовольствие за три рубля, но только приплачивать громадную сумму.


21 Июля. Солнечный день. Встретили Великопольского по пути к Евстратову. Снимал жень-шень (человек-корень). Если говорят просто «жень», значит, корень представляет фигуру человека наиболее отчетливо. Белые башмаки, т. е. резиновая подметка с кусочком побеленной парусины, в Пекине 75 золотых копейки или советские 20 рублей, во Владивостоке стоят 35 рублей, значит, заработок по контрабанде 50 копеек с пары. Продающий кореец на базаре шепнет, покупатель за ним, тот снимет с ног, продаст, и за другими.

Доски из тротуара повыбраны, легко ночью сломать ногу. Выбирают доски на топливо, потому что угольный кризис, а кризис, потому что рабочие-китайцы забастовали из-за того, что уничтожили учреждение их старшин (подрядчиков).

Владивосток — это ворох камней, по которым лежат дощечки, часто дощечки вытаскивают для растопки, и в дыру можно провалиться, приходится идти не деревянным тротуаром, а шевелить ботинками камни.

Рассказ алданского бухгалтера о работе китайцев и русских на Алдане. Русский работает шесть часов и расходует себя в эти часы совершенно. Китаец работает часов двенадцать потихоньку, догонит русского и не устанет. Этому соответствует как пища тех и других, так и принимаемые ими наркотики. Китаец курит опиум с целью побывать на родине, а может быть и свидеться на небе с его дорогими покойниками. Тут же в таежных условиях он устраивает себе к празднику Нового года что-то вроде кумирни. Для этого обливается водой ведро до тех пор, пока не образуется прочный слой льда. После того ведро слегка нагревается изнутри, отчего возможно бывает снять ледяную форму. В эту прозрачную форму ставится свечка, теплый воздух из нее выходит в отверстие вверху и приводит в движение бумажную карусель, на которой вырезаны китайские божества, драконы и тому подобное. Так работает китаец в постоянном общении с невидимым миром. Напротив, русский пьет спирт, ест в обилии мясо и с богами не имеет общения. Китаец живет как бы согласованно с землей и небом, больше, вероятно, с небом, русский живет как налетчик, сорвет и дальше. Так каждый народ согласованно с характером своим подбирает себе наркотики, но возможно и наркотики очень влияли на образование народного характера.


23 Июля. Ночью ливень.

Темный товар. Зав. отд. разного экспорта Давыдов.

Жень-шень. До 27 года включительно корневать разрешалось по лицензиям: 50 иен за фунт, и вся польза государства была 250 фунтов корня. В 28 году сменили китайских приемщиков русскими, причем госторг сделал соответствующее объявление. Стали сами учиться приемке, иметь дело непосредственно с искателями. Контрабанда не могла принести большого вреда, потому что жень-шень хранить долго нельзя, портится. Установили свой стандарт. В 29 году вследствие конфликта на КВЖД на границе стояли войска вплотную, дел не было, весь корень остался у нас. Это обстоятельство учли, улучшили стандарт и получили 288 кило корня самостоятельно собранного. Пример темноты товара: представитель фирмы Сяо-юс-джоу пил ром (редчайшее явление) и потому на обычно бесстрастном лице можно было заметить некоторое беспокойство при сдаче корня, и вот когда один как будто незначительный корешок был отложен в сторону, Фу-дзю быстро положил его обратно. Поняв, что этот корень особенно ценится, Давыдов назначил за него 1000 иен особенно (обычно 1000 иен кило, но бывает один корень стоит 3000 иен). Фу-дзю согласился. Скорое согласие побудило к общей цене товара набавить 1000 иен, и опять согласился. Таким образом, мы взяли за корень 2500 иен. Вскоре после этого стало известно, что представители разных фирм, в числе которых были и Фу-дзю, поднесли Джезолину подарок, корень в 3000 р.

Перейти на страницу:

Все книги серии Дневники

Дневники: 1925–1930
Дневники: 1925–1930

Годы, которые охватывает третий том дневников, – самый плодотворный период жизни Вирджинии Вулф. Именно в это время она создает один из своих шедевров, «На маяк», и первый набросок романа «Волны», а также публикует «Миссис Дэллоуэй», «Орландо» и знаменитое эссе «Своя комната».Как автор дневников Вирджиния раскрывает все аспекты своей жизни, от бытовых и социальных мелочей до более сложной темы ее любви к Вите Сэквилл-Уэст или, в конце тома, любви Этель Смит к ней. Она делится и другими интимными размышлениями: о браке и деторождении, о смерти, о выборе одежды, о тайнах своего разума. Время от времени Вирджиния обращается к хронике, описывая, например, Всеобщую забастовку, а также делает зарисовки портретов Томаса Харди, Джорджа Мура, У.Б. Йейтса и Эдит Ситуэлл.Впервые на русском языке.

Вирджиния Вулф

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное
Дневники: 1920–1924
Дневники: 1920–1924

Годы, которые охватывает второй том дневников, были решающим периодом в становлении Вирджинии Вулф как писательницы. В романе «Комната Джейкоба» она еще больше углубилась в свой новый подход к написанию прозы, что в итоге позволило ей создать один из шедевров литературы – «Миссис Дэллоуэй». Параллельно Вирджиния писала серию критических эссе для сборника «Обыкновенный читатель». Кроме того, в 1920–1924 гг. она опубликовала более сотни статей и рецензий.Вирджиния рассказывает о том, каких усилий требует от нее писательство («оно требует напряжения каждого нерва»); размышляет о чувствительности к критике («мне лучше перестать обращать внимание… это порождает дискомфорт»); признается в сильном чувстве соперничества с Кэтрин Мэнсфилд («чем больше ее хвалят, тем больше я убеждаюсь, что она плоха»). После чаепитий Вирджиния записывает слова гостей: Т.С. Элиота, Бертрана Рассела, Литтона Стрэйчи – и описывает свои впечатления от новой подруги Виты Сэквилл-Уэст.Впервые на русском языке.

Вирджиния Вулф

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное

Похожие книги

Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное