Читаем Дневники 1930-1931 полностью

13 Сентября. Старцева Гора. Купец завещал похоронить себя на горе, но корейцы не могли донести гроб и похоронили пониже. Потом искатели драгоценностей раскопали могилу, взяли медальон, перстень с бриллиантом, а кости расшвыряли. Что я видел по пути на вершину Старцевой горы? Зеленый дятел с писком и трепетом-пырханьем. Дрозд почти как наш рябинник, но пятна черные и глаза как будто побольше. Громадные <1 нрзб.> наверху горы, пять горлинок взлетели и большой круг морем. Медянка на камнях, под камень, и там пропала. Некоторые камни сочили сырость и блестели на солнце. Олени лежали на продуве, саек ногу <1 нрзб.>. Свистун. Как переставляет оленуха уши, когда хочет определить, откуда свист.


14 Сентября. Вдоль гусиного озера в Открытой бухте. Гора-болото, тропа-ручей (без травы) и уже камни собрались. Наши русские голуби в скалах. Чайки вынесли, или волны выбросили (морские ежи или <2 нрзб.>). Во всей пустыне кореец в <2 нрзб.> выбирает. Шум гальки. Счастье в открытой бухте, отчего же счастье?

Как деревья молодые и гибкие, выросшие на скале, схватились за землю всеми своими прутиками. Как дубкам нельзя вырасти выше положенного, чуть поднялся и засох. Почему тянет к морю?

Морская капуста…

Жизнь оленя.

Дружок, Жулик, Кастрюлька.

Рождение: оленуха старалась так подвинуться, чтобы вымя попало олененку. Через два часа он встал и пробовал пить, но ослабел, и она легла, чтобы он лежал. В это время вдруг появилась голова Тайги, оленуха бросилась, а олененок замер, что-то задумала она… уложила олененка, и он стал как костяной. Вдруг появилась Тайга. Оленуха бросилась, <1 нрзб.> взял олененка, а он не разгибался.

Разговор о бочке с селедкой.

Рождение: как все жвачные, она уничтожила следы, чтобы по запаху разложения не нашли враги. Но вот тут-то, когда уничтожила, послышался шум.

Рождение: солнечные пятна: защита, на <2 нрзб.> отчетливо — блики. В бинокль N. заметил, что у одной оленухи на солнце сверкнула нить, и она стала отставать от стада.


Жизнь оленя.

Дружок, Жулик, Кастрюлька.

Сергей Федорович сегодня заметил в бинокль, что одна из оленюшек стала отбиваться от табунка и прижиматься к распадку, где бежит горный ручей, и камни обросли пышной маньчжурской флорой. Солнце вдруг показалось, и потому особенно ярко обозначились в лучах все предметы. В бинокль было видно, как сверкнула у оленюшки назади светлая нить, и тогда Сергей Федорович окончательно убедился, что эта оленюшка через короткое время будет телиться. Он уложил свою зверовую собаку Тайгу и, сообразив, где именно в этом распадке возможно будет ему найти новорожденного теленка, стал тихо, прячась за камнями, отступать, чтобы вернуться через несколько часов.

Оленюшка между тем, отступая к 3-му Медвежьему распадку Семивершинной пади, вошла в густые дубовые заросли, перевитые лианами лимонника, и очень скоро родила желтого теленочка с крупными отчетливо-правильными белыми пятнами, совершенно похожими на блики солнца.

Как Тайга нашла. Как свистнула мать. Как топнула и уложила теленка. Как прижимала вначале (когда родила) к его морде вымя, лежала и старалась придвинуть вымя. Как, наконец, встал теленок, попробовал сосать и устал, и опять лег, и она легла и ему подвинула вымя, и как, наконец, он встал твердо, но тут шум, она свистнула и пр.

Ее назвали Кастрюлька (пила из кастрюли). Она укусила — не идет! тогда — нечего делать, она уложила его и сама легла рядом. Солнце зашло, и пятна совершенно скрылись, — вот человеку ни за чтобы не разобрать, но Тайга… Как новорожденный теленок, улегшийся по приказу матери, каменеет, если его взять на руки, как отлитый из бронзы.

Пойманного олененка назвали Октябренком, и его стала выхаживать дочка заведующ. Сергея Федоровича Люся.

Нет, недаром даются имена. Октябренок — олень, как и у людей октябрята, получил совершенно иное воспитание в совхозе Майхе, чем бывало это в небольших домашних питомниках таежных крестьян-старообрядцев.

Мигун — идет и все время мигает.

Монах — (кость в <1 нрзб.>).

Татарин — (черноглазый) особенно злой.

Курносый…

Значит, по заветам этого, как его! бывшего проповедника — а! вспомнил, Христа, — тебя ударили по одной щеке, то ты другую подставь{265}.


16 Сентября. Леспедеция (повилика) — едят олени, когда загрубеет трава, кстати, это бывает к осени в августе, когда леспедеция зацветает.

Гнилые корни… светились в темноте…

Олений отстой…

Перепела кричат не по-нашему, а: мужик, мужик!

Скворец не поет, а как-то похрапит…

Весна — это дождь и туман.

Оленьи заломы (сучки надломленные).

Расчешет бороду — мужик <2 нрзб.>

Остров, у нас прокаженных нет.

Зимний корм оленей, главное, липа (прутики), [кора?] дуба и др.

По́кать.


1-я) Старцева гора, Широкая бухта.

2-я) Фелькерзан, м. Родионов, б<ухта> Открытая (кореец живет… и ловит морскую капусту).

3-я) г. Наблюдатель, м. Бертенев, корейская деревня, б. Камбала, перевал, водораздел, рыбальчий ключ.

Перед штормом олень вылезает на сопки, охотники говорят: зверь-олень на горе был под вечер, погода переменится.


Перейти на страницу:

Все книги серии Дневники

Дневники: 1925–1930
Дневники: 1925–1930

Годы, которые охватывает третий том дневников, – самый плодотворный период жизни Вирджинии Вулф. Именно в это время она создает один из своих шедевров, «На маяк», и первый набросок романа «Волны», а также публикует «Миссис Дэллоуэй», «Орландо» и знаменитое эссе «Своя комната».Как автор дневников Вирджиния раскрывает все аспекты своей жизни, от бытовых и социальных мелочей до более сложной темы ее любви к Вите Сэквилл-Уэст или, в конце тома, любви Этель Смит к ней. Она делится и другими интимными размышлениями: о браке и деторождении, о смерти, о выборе одежды, о тайнах своего разума. Время от времени Вирджиния обращается к хронике, описывая, например, Всеобщую забастовку, а также делает зарисовки портретов Томаса Харди, Джорджа Мура, У.Б. Йейтса и Эдит Ситуэлл.Впервые на русском языке.

Вирджиния Вулф

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное
Дневники: 1920–1924
Дневники: 1920–1924

Годы, которые охватывает второй том дневников, были решающим периодом в становлении Вирджинии Вулф как писательницы. В романе «Комната Джейкоба» она еще больше углубилась в свой новый подход к написанию прозы, что в итоге позволило ей создать один из шедевров литературы – «Миссис Дэллоуэй». Параллельно Вирджиния писала серию критических эссе для сборника «Обыкновенный читатель». Кроме того, в 1920–1924 гг. она опубликовала более сотни статей и рецензий.Вирджиния рассказывает о том, каких усилий требует от нее писательство («оно требует напряжения каждого нерва»); размышляет о чувствительности к критике («мне лучше перестать обращать внимание… это порождает дискомфорт»); признается в сильном чувстве соперничества с Кэтрин Мэнсфилд («чем больше ее хвалят, тем больше я убеждаюсь, что она плоха»). После чаепитий Вирджиния записывает слова гостей: Т.С. Элиота, Бертрана Рассела, Литтона Стрэйчи – и описывает свои впечатления от новой подруги Виты Сэквилл-Уэст.Впервые на русском языке.

Вирджиния Вулф

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное

Похожие книги

Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное