Читаем Дневники 1930-1931 полностью

…успел добежать откуда-то целый табунок оленух, и с ними два старых шишкача и саек с одним тонким и смешным рогом. Ни одного оленя не показывалось со стороны старого парка, в который по болотистой долинке вела оленья тропа, совершенно черная по зеленому с определенным раздвоением: одна веточка вела на берег Майхе, другая в ту сторону, где Майхе своим лиманом обнимала скалу, погруженную в Уссурийский залив. Старый парк теперь был пустыней: зеленели в нем только несъедобные травы, и на их все-таки зеленом фоне всюду торчали черные прутья ощипанных дочиста молодых деревьев. И когда одна оленуха, проходя к кормушкам этим кустарником, потянулась к одному зеленому листику, и в этот момент я ухитрился щелкнуть шторкой своей фотокамеры и снять оленя и конечно испугать его, то заведующий с большим удивлением подошел к зеленому листу и стал его разглядывать. Он удивлялся тому, что всего за какие-то три дня со времени удаления оленей в новый парк успел явиться новый лист. Пока все это происходило, Иван Францевич и трубил и сыпал из мешка в кормушки сою. Теперь олени собрались в большой табун у кормушек, а из кустов являлись все новые и новые. Я уже привык видеть издали в лесах и на горах и отдельно кормящихся оленей и их табунки, я привык смотреть на них непременно в бинокль, укрываться даже и на значительном расстоянии. И вот удивительно, что когда эти прекрасные и таинственные существа плотной массой окружили нас, то прелесть оленя-цветка нисколько не уменьшилась от их близости. Среди этих оленей нашлось несколько выкормленных с рук, к ним свободно можно было подходить и гладить, как собак. Все олени привыкли к собаке Тайге до того, что почти не обращали на нее никакого внимания, и только изредка какая-нибудь оленуха-мать молниеносно бросалась на нее, стараясь ударить передними ногами. Но Тайга и от барса умела увертываться, Тайга вдвоем за уши держала молодого секача. Но все-таки и на старуху бывает проруха. Что-то укусило Тайгу в самое нежное место и так больно, что, уткнув голову в область хвоста, наморщив нос, зубами часто стала, как это делают собаки, подбираться к блохе своими частыми зубами, как едет парикмахер машинкой по волосатой щеке. Одна молодая оленушка обратила внимание на беспомощное положение Тайги, шаловливый огонек блеснул в ее прекрасных оленьих глазах, она осторожно, неслышно, как пойнтер, подошла и вдруг одной ногой, этой острой вилочкой, дала Тайге по спине. Конечно, Тайга опрометью бросилась прочь, я, к сожалению, следил за Тайгой, смеялся и не видел оленуху, между тем, теперь мне положительно кажется, будто слышался смех… с той стороны. По всей вероятности, это Иван Францевич смеялся.


Иван Францевич нарочно тонким слоем сыпал из мешка сою, чтобы олени не сбивались в кучи, а распределились во всю большую длину кормушек и, таким образом, создалась «бесконечность» в перспективе кормящихся оленей. Оленята в это время, справедливо побаиваясь попасть в давку больших, общим табунком собрались в стороне на долине, некоторые из них нетерпеливо посвистывали, очень похоже, как иногда коршун свистит в высоте. Когда соя была съедена и олени стали расходиться не спеша, матери сошли к оленятам, некоторые тут же кормили, но по большей части медленно уводили их в Новый парк.

В скором времени старый парк будет совершенно закрыт для посещения оленями и оставлен в ремонт. Предполагается новый парк не допускать до такого опустошения и перегнать оленей в третий парк и создать переменное пользование в трех парках.

Если оленей можно созвать трубой для подкормки, то это называется полупарк, а если олени содержатся исключительно на домашнем кормлении, то это — домашний питомник. Здесь, в Майхе, соединяется полупарк с домашним питомником, потому что весной, когда все олени выходят в парк, пантачи остаются в питомнике до тех пор, пока у них не срежут панты.


И вот какая выгода оленю, если он живет здоровым, со всех сторон тогда ему являются помощники против слабых. Во-первых, у более сильного скорей вырастают панты, значит, он скорей других выпускается в парк и там нагуливает против и без того слабых, сам, и без того уже сильный, новый избыток здоровья и сил. Такому оленю легче и зиму перенести, и на осенних боях во время рева, конечно, он бывает победителем. По всей вероятности, и в человеческом быту тем самым объясняется примета о том, что если кому-нибудь счастье повалит, то оно так и продолжает счастливцу валить, против несчастного, на которого, как на бедного Макара, все шишки летят.

Операция срезки пантов имеет то же значение, как всякий сбор урожая, и тоже, как урожай может погибнуть от дождя или огня при неосторожности, так и драгоценные панты могут быть смяты и разломаны при неумелом обращении с оленем.

Перейти на страницу:

Все книги серии Дневники

Дневники: 1925–1930
Дневники: 1925–1930

Годы, которые охватывает третий том дневников, – самый плодотворный период жизни Вирджинии Вулф. Именно в это время она создает один из своих шедевров, «На маяк», и первый набросок романа «Волны», а также публикует «Миссис Дэллоуэй», «Орландо» и знаменитое эссе «Своя комната».Как автор дневников Вирджиния раскрывает все аспекты своей жизни, от бытовых и социальных мелочей до более сложной темы ее любви к Вите Сэквилл-Уэст или, в конце тома, любви Этель Смит к ней. Она делится и другими интимными размышлениями: о браке и деторождении, о смерти, о выборе одежды, о тайнах своего разума. Время от времени Вирджиния обращается к хронике, описывая, например, Всеобщую забастовку, а также делает зарисовки портретов Томаса Харди, Джорджа Мура, У.Б. Йейтса и Эдит Ситуэлл.Впервые на русском языке.

Вирджиния Вулф

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное
Дневники: 1920–1924
Дневники: 1920–1924

Годы, которые охватывает второй том дневников, были решающим периодом в становлении Вирджинии Вулф как писательницы. В романе «Комната Джейкоба» она еще больше углубилась в свой новый подход к написанию прозы, что в итоге позволило ей создать один из шедевров литературы – «Миссис Дэллоуэй». Параллельно Вирджиния писала серию критических эссе для сборника «Обыкновенный читатель». Кроме того, в 1920–1924 гг. она опубликовала более сотни статей и рецензий.Вирджиния рассказывает о том, каких усилий требует от нее писательство («оно требует напряжения каждого нерва»); размышляет о чувствительности к критике («мне лучше перестать обращать внимание… это порождает дискомфорт»); признается в сильном чувстве соперничества с Кэтрин Мэнсфилд («чем больше ее хвалят, тем больше я убеждаюсь, что она плоха»). После чаепитий Вирджиния записывает слова гостей: Т.С. Элиота, Бертрана Рассела, Литтона Стрэйчи – и описывает свои впечатления от новой подруги Виты Сэквилл-Уэст.Впервые на русском языке.

Вирджиния Вулф

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное

Похожие книги

Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное