Для автора нет типов, есть только личности, из которых читатели должны сделать типы. Так, Дон Кихот начинался у Сервантеса какой-нибудь конкретной личностью, а читатели делали и до сих пор все делают и делают тип.
Автор создает личности, а читатели из личностей делают типы.
Так и в природе - только индивидуальности, а люди (Линней и пр.) их классифицируют.
Вспоминаю недавнюю свою охоту за рыжиками в Дунине. Липовый лес. Слетают желтые листочки. От иных
деревьев, одетых в золото, как будто свет льет в пасмурном лесу. Аромат упадка, тления. На тропе Тузик караулит двух старушек, одна боевая, энергичная, другая в лиловом пальто, со следами былой красоты на лице, робкая, тургеневская, усадебная. Обе они с трудом пришли, пытаются найти белые грибы, непременно белые, хотя время волнушек и рыжиков и опенков. И всех проходящих грибников спрашивают о местах, где растут белые грибы.
Листик за листиком падают на лиловый капор когда-то красивой женщины, быть может, певицы, быть может, актрисы... И вдыхая аромат тления, думаешь: - Да неужели же через какие-нибудь шесть месяцев на этих самых деревьях с отлетающими желтыми листьями появятся почки острые, прокалывающие бирюзовое весеннее небо, и с ними вместе поднимется наша душа, и эти самые старушки даже, может быть, приплетутся за подснежниками и фиалками. Потом новые смолистые листики покроют черные стволы и веточки.
А мы? Да, конечно, и мы той же самой жизнью живем, мы, листики, в глубине души все чувствуем единый ствол жизни, на котором сидим и знаем свой сучок, свою веточку, знаем, что неминуемо с нею придется тоже расстаться, и только часто забываем то, что вся природа хранит в себе, как святой закон: на смену падающим придут молодые, и жизнь смертных в существе своем бессмертна. Мы, люди-листики не всегда это помним, у нас для этого не хватает героического смирения, удобряющего почву творческой природы.
Поток любви совершает круговое движение, от себя течет и к себе возвращается, и так вся любовь, как электричество, уходит от себя со знаком минус - любовь жертвенная, питающая, материнская, и приходит со знаком плюс - любовь для себя, эгоистическая, детская и стариковская. Огромное большинство старых людей живут этой любовью для себя и с нею уходят, и с нею возвращаются детьми и проходят жизнь в потоке любви от себя.
И вот, Михаил, до чего хорошо ты это все понимаешь, но почему же, имея ежедневно перед своими глазами поток
Придут Лева, Игнатовы, Замошкин. Надо Замошкину поставить вопросы:
1) Этика личности, посвященная оправданию своего возрождения. Явление личности (взять Шекспира) и есть оправдание Возрождения. Это весна.
2) Какая мысль пробилась в этих совещаниях о постановлении?
3) Какие положительные меры предвидятся со стороны партии для помощи возрождению литературы.
4) Само государство и партия, и все «пролетарское дело» есть только необходимая составная часть, скрепляющая ствол жизни всего человечества.
5) История «постановления».
6) Глашатай свободы (Панферов) и как он попал впросак.
7) Откуда эта мысль «застенить» русское искусство.
8) О романе «Молодая гвардия».
9) Пример исторического поглощения государством личного начала: сила и рост государства за счет этого: Левиафан питается живыми существами настоящего в обеспечение рождения будущего...
10) Все настоящее, от человека до листика - лично, все будущее безлично. Левиафан - это зверь, беременный будущим.
11) Настоящего все ждут, но когда оно наступает, все спешат его поглотить и отправить в будущее.
12) Искусство - это цвет лица человека, а Левиафан чувствует его по своему пищеварению.
13) Искусство - цвет лица, а Левиафан - это живот всего человека. И понятно, что с точки зрения Левиафана
цвет лица является частью, даже лишь признаком пищеварения.
14) Нынешний вопль - это сила ли? Едва ли: цвет лица является сам, как следствие хорошего пищеварения и его нельзя сделать искусственно.
15) Нынешний вопль - это от несварения в желудке у Левиафана.
16) Здоровый цвет лица или сделанный белилами или румянами? Румян, давайте румян! Но здоровый румянец является сам.