Дневники. 1946-1947

И все мы засмеялись, а Ег. Ив. подробно стал рассказывать, как разрушали церковь. А после того перешел на суховей и что как хорошо жилось при НЭПе. – Когда это? – С 24-го года. – И по какой? – Да вот когда заперли.

В Дунине строительство очень продвинулось, и очень все хорошо, пока мы вдвоем. Но когда приедет теща с фрейлинами и начнется непрерывная болтовня, наверно, придется перебраться от них вниз или в кухню. Эта женская болтовня что-то вроде мотора, и без нее они жить не могут, как не может двигаться мотор без газа.

25 Мая. Дунино. С утра облачно с просветами. Воздух туманится. Синеют леса. Поет комар. Ждем дождя.

523

Учился вчера ездить на резиновой лодке. Облюбовал песчаную косу, лежал на горячем песке и записывал хорошо. Учился ловить рыбу «на тюкалку». Слышал рассказы о том, как гоняются за шереспером (отрезают от глубокого места и гонят по мелям). Посетил карьеры возле Ершова. Кипят работы по внутренней отделке дома. Вечером поили Доронина, и председателя, и «капитана» (соседа). Решили купить две козы.

26 Мая. Первый раз в жизни простудился, будучи в природе. Страшный насморк, шум в голове. Бросился в машину и кое-как довел ее в Москву.

27 Мая. Москва. А это что-то в природе, намекающее на возможность дождя осталось: пусть солнце, но что-то чувствуешь.

28 Мая. Москва. Был Пелевин. Крепко взялся за статью о природе. Грипп легче, насморк перешел в кашель. Выходить боюсь.

29 Мая. Все утро работал и написал программную статью в «Большевик». Кажется, очень хорошо.

Мелькнула мысль о юбилейном издании собрания моих сочинений.

Вчера был у нас Удинцев, о котором нам стало известно, что саркома открылась у него и во втором глазу и что он обречен. Мы его принимали слишком по-дружески, и если мы не одни, он может догадаться. И даже, может быть, уже догадался и скрывает от нас, а мы от него.

Катя рассказывала, что ее родственница Марина, красавица 22 лет, так страдала за своего ребенка, что покончила с собой, а ребенок живет и растет как ни в чем не бывало.

30 Мая. Хватил вчера проливной дождь, и тем наконец кончилось холодное майское суховейное время.

524

Грипп почти кончен, сегодня начну выходить. 

Завтра в 7 вечера заседание Оргбюро с чтением моей статьи.

Стал выходить на воздух. Увидел какое-то дерево с густой темно-зеленой кроной, по-летнему законченной в развитии листьев. Знакомая вспышка радости в сопровождении упрека: «Как там чудесно, а что ты?»

31 Мая. Всегда радуюсь, когда, сообразив, сколько дней в месяце, узнаю, что этот месяц «со днем». Этот лишний день дается человеку во свидетельство таящейся в нем радости жизни, а радость жизни, питаемая каждым из нас по-своему своими чувствами, этими корешками жизни, нам дана великим педагогом. Радость жизни заманивает нас в глубину свою, как охотника заманивает удаляющийся зверь или птица. Заманит эта свобода в глубину, а потом по необходимости выбирайся. По этому плану и мы должны заманивать молодежь чувством свободы, а не пичкать ее необходимостью добродетели.

Вчера опять Лева был, плакал, молил о помощи. Придется дать ему денег опять.

Позвонили в КУБУ узнать о здоровье Удинцева, и вдруг воскресла и заговорила по телефону служащая в КУБУ Клара Яковлевна Левина. Ужас, как живуч человек!

Сегодня читаю в Моссовете доклад свой и не сомневаюсь в успехе (честно написал). Прочитал его Леве, он сказал: – Хорошо, только зачем тебе это председательство? Мне трудно было ему ответить. Предложил идти Ляле со мной в Моссовет на мое чтение. – Зачем я пойду, – сказала она, – раньше я рассчитывала достать там семена, а теперь картошку посадила. – Я думаю, – ответил я, – что ты уж очень мелко плаваешь: ты как хохол представляешь себя в раю с куском сала. Общественная деятельность во всех отношениях человеку полезна, и встреча человека с человеком сама по себе

525

есть «дело». – Это правда, – ответила Ляля, – я, пожалуй, пойду. Лева тоже понял и больше не спрашивал меня, зачем я хочу быть председателем Общества охраны природы.

Умирающая теща находится в постоянной тревоге за дочь и все силы своего бездеятельного положения напрягает, чтобы выдумать какой-нибудь страх и навязать его дочери. Природа эгоизма и состоит именно в том, чтобы собою заражать жизнь другого. Только теперь я наконец-таки понял, почему с самого начала нашей жизни я не мог почувствовать симпатию к теще.

Сомнение. Сомневаться в глубине себя надо во всем, даже в существовании Бога, не говоря уже о достоинствах любимого человека.

Знаю, что Ляля во мне иногда сомневается. Ночью сегодня она спросила меня:

– Любил ли ты кого-нибудь, когда-нибудь, кроме меня? 

– Мать свою любил.

– Да, ты мать любил. А еще?

– Мне кажется, брата Николая любил.

– Да, Николая ты, конечно, любил. А еще? 

– Сына Леву.

– Конечно, ты Леву любил, а еще?

– Вот тебя люблю.

– Да, меня ты любишь, а еще кого?

– Будет с тебя. Ты-то кого любила?

– Папу любила.

– Ну, папу, да, а еще?

– Олега.

– Это не знаю: в Олеге ты любила себя, так я любил и свою парижскую невесту. Это я не считаю.

– А правда, у всех нас было в жизни так мало любви, а ты любил вполне достаточно.