Читаем Дневники. 1946-1947 полностью

Теща ожила. Подозреваю, что сущность тещи – властность домашней хозяйки и вообще та «власть» в дурном смысле слова, то, с чем боролся русский интеллигент (что-то от немцев в этой власти), чему противопоставлена «власть народа» (т. е. власть русского народа).

Есть у меня догадка, что теща пользуется своим умиранием, чтобы подчинять дочь, уходящую из-под ее власти, и думаю, что в сознании этого и своей беспомощности для борьбы с этим и рождается раздраженность дочери, когда мать поправляется. Во время болезни это чувство

591


нельзя проявлять, оно и подавлено, но как только она поправляется и угрозы нет, Ляля встречается с той властью и сопротивляется. Теща, напр., представляется, что ей не хочется есть, этим она привлекает внимание дочери, хочется, чтобы Ляля ее покормила и вообще занималась ею только одной. Тогда Ляля болезненно раздражается и очень похожа бывает на муху в паутине из жалости (попалась в жалости своей, как в паутине).

Послал с Аней вызов Борису Прасолову.

17 Июля. Сушь! Решено косить рожь: шесть дней косить, шесть молотить, потом сдать государству и выдать колхозникам аванс: через две недели люди получат хлеб.

Весь день прошел пасмурный и прохладный, приходила и уходила большая туча; было и так, что вот-вот пойдет окладной дождь, но к вечеру разгулялось и обошлось без дождя.

Приезжал Петя, увез с собой Атоса. О Жульке хорошие вести, она скоро будет у нас. А вот о Леве плохо: ему надо поскорее и поумнее помочь.

Помогать людям нужно, имея в виду мое последнее заключение о борьбе каждого из нас за человеческое первенство в борьбе всех за существование. Пусть животный и растительный мир ведут борьбу за существование, ее законы обязательны и для нас, поскольку мы – тоже природа. Но неловек нашел в борьбе за существование особое свое первенство, состоящее в том, что там, в природе, борьба идет за существование рода без особого внимания к каждому в роду. А у человека борьба за человеческое первенство происходит в борьбе каждого за всех и всех за каждого.

18 Июля. Как и вчера, весь день хмурилось и ветер очень шумел, и в этот раз все-таки пришел дождь, и, кажется, вообще пришло время дождей.

592


Писал последнюю главу, но глава расщепилась, и на завтра осталась еще глава заключительная, после которой останется поставить черту и подвести итоги в эпилоге. Теперь является просвет на конец всей работы.

В Июле надо постараться записать большой пробел, это где Зуек странствует среди урок.

В Августе спокойно выработать педагогические и строительные главы, насыщая их конкретными материалами так, чтобы у читателя явилось представление о канале. Вместе с тем будет прорабатываться пером все написанное на машинке.

Сентябрь – переписка окончательная другим лицом и окончательная выправка.

Радость жизни – это богатство, с которым родится человек. Потом эта непосредственная радость утрачивается и распадается на языческую радость на земле и христианскую на небе. Язычники выступают в большинстве в одежде красоты, христиане – добра.

Люди некрасивые, ущемленные, спасаясь, прячутся, создавая культуру уединения. Люди красивые, мощные собираются в общества, находят радость в пирах, балах («Плаксы» и «Озлобленные» во Флоренции). Между этими двумя полюсами, питаясь тем и другим, как река в берегах, проходит история человечества.

Социальное движение является синтезом «плакс» и «озлобленных»: от «плакс» у нас обязательное добро, от «озлобленных» – обязательная радость жизни. Вот эта обязательность и добродетели, и радости жизни, обязательное «Надо», является следствием вовлечения массы в историю как действующего героя. Это складывались до сих пор в социальном движении берега, а в дальнейшем наполнит эти берега вода, в которой береговое «Надо» растворяется, как личное «Хочется». Так принудительно на моих глазах строился Каменный мост, а когда он построился, «Надо» строительное было отброшено вместе с лесами, и люди-потребители по нем свободно пошли, не думая ни на одну минуту о том, что над ним мучились люди.

593


За столом сидела Раиса, прекрасная мать, красивая женщина, талантливая художница, веселый человек. И тут же за столом сидела «праведница» Зина, усушенная в добре и молитве девственница. Раиса – женщина для встречи человека на земле, Зина – для проводов. Выбирать из них не приходится: Раиса рождает, Зина хоронит, пока хорошо – Раиса, пройдет твое время – схватишься и за Зину.

Одно только смущает: есть великая заповедь «Будьте как дети», и пусть некто достигнет этого детства – спрашивается, на кого ему смотреть, на Раису или на Зину? Я уверен, что даже св. Серафим, встретив их двух, предпочел бы сначала весело заняться с Раисой, а потом, придя в себя, одумавшись, сделав лицо такое, когда люди деловые переходят к очередным делам, обратился бы и к Зине.

Перейти на страницу:

Все книги серии Дневники

Дневники: 1925–1930
Дневники: 1925–1930

Годы, которые охватывает третий том дневников, – самый плодотворный период жизни Вирджинии Вулф. Именно в это время она создает один из своих шедевров, «На маяк», и первый набросок романа «Волны», а также публикует «Миссис Дэллоуэй», «Орландо» и знаменитое эссе «Своя комната».Как автор дневников Вирджиния раскрывает все аспекты своей жизни, от бытовых и социальных мелочей до более сложной темы ее любви к Вите Сэквилл-Уэст или, в конце тома, любви Этель Смит к ней. Она делится и другими интимными размышлениями: о браке и деторождении, о смерти, о выборе одежды, о тайнах своего разума. Время от времени Вирджиния обращается к хронике, описывая, например, Всеобщую забастовку, а также делает зарисовки портретов Томаса Харди, Джорджа Мура, У.Б. Йейтса и Эдит Ситуэлл.Впервые на русском языке.

Вирджиния Вулф

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное
Дневники: 1920–1924
Дневники: 1920–1924

Годы, которые охватывает второй том дневников, были решающим периодом в становлении Вирджинии Вулф как писательницы. В романе «Комната Джейкоба» она еще больше углубилась в свой новый подход к написанию прозы, что в итоге позволило ей создать один из шедевров литературы – «Миссис Дэллоуэй». Параллельно Вирджиния писала серию критических эссе для сборника «Обыкновенный читатель». Кроме того, в 1920–1924 гг. она опубликовала более сотни статей и рецензий.Вирджиния рассказывает о том, каких усилий требует от нее писательство («оно требует напряжения каждого нерва»); размышляет о чувствительности к критике («мне лучше перестать обращать внимание… это порождает дискомфорт»); признается в сильном чувстве соперничества с Кэтрин Мэнсфилд («чем больше ее хвалят, тем больше я убеждаюсь, что она плоха»). После чаепитий Вирджиния записывает слова гостей: Т.С. Элиота, Бертрана Рассела, Литтона Стрэйчи – и описывает свои впечатления от новой подруги Виты Сэквилл-Уэст.Впервые на русском языке.

Вирджиния Вулф

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 рассказов о стыковке
100 рассказов о стыковке

Р' ваших руках, уважаемый читатель, — вторая часть книги В«100 рассказов о стыковке и о РґСЂСѓРіРёС… приключениях в космосе и на Земле». Первая часть этой книги, охватившая период РѕС' зарождения отечественной космонавтики до 1974 года, увидела свет в 2003 году. Автор выполнил СЃРІРѕРµ обещание и довел повествование почти до наших дней, осветив во второй части, которую ему не удалось увидеть изданной, два крупных периода в развитии нашей космонавтики: с 1975 по 1992 год и с 1992 года до начала XXI века. Как непосредственный участник всех наиболее важных событий в области космонавтики, он делится СЃРІРѕРёРјРё впечатлениями и размышлениями о развитии науки и техники в нашей стране, освоении космоса, о людях, делавших историю, о непростых жизненных перипетиях, выпавших на долю автора и его коллег. Владимир Сергеевич Сыромятников (1933—2006) — член–корреспондент Р РѕСЃСЃРёР№СЃРєРѕР№ академии наук, профессор, доктор технических наук, заслуженный деятель науки Р РѕСЃСЃРёР№СЃРєРѕР№ Федерации, лауреат Ленинской премии, академик Академии космонавтики, академик Международной академии астронавтики, действительный член Американского института астронавтики и аэронавтики. Р

Владимир Сергеевич Сыромятников

Биографии и Мемуары
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное