Читаем Дневники. 1946-1947 полностью

Лялечка дорогая, вот и ты тоже знаешь в себе веселую Раису, тебе тоже родить очень хочется. Но, бедная, это тебе не далось, и ты свое нерожденное дитя увидела распятым на кресте. Нет, это не ты пережила такой ужас, а так тебе это передалось при рождении, как передается от отца музыкальность ребенку. Тебя радует Раиса, но ты сама остановлена в движении к этой радости: тебя останавливает видение Распятого. Впрочем, созерцая Распятие, почему бы и не сблудить, если это будет не во вред другим, ведь это же себе ничего не стоит и только на короткое время может затуманить образ Распятого. Вот за то я и держусь тебя, я, смиренный художник, все-таки и за то, что ты не пренебрегаешь Раисой, и мне, как художнику, в твоей священной материнской утробе содержится сколько-то воздуха с нашим земным кислородом.

Петя сказал, что женщин на производствах начинают стеснять и предпочитать мужчин. Не знаю, исходит ли это на пути к перемене политики в отношении к женщине из-за необходимости охраны семьи, или же это есть бытовое явление, подобное антисемитизму.

Вопрос об увязке принципа природы «борьба за существование» с человеческим принципом «борьба за первенство» решен евреями.

594


19 Июля. Пасмурно, прохладно, порывами небольшой дождь.

Явились шоферы, принесли новую кулису, и коробка стала включаться. Завтра приработаем шестерни, и с машиной будет все.

20 Июля. Днем переменно, вечером гроза и небольшой дождь.

Ездили в Голицыне окатывать машину, оставил Курковой Анне Васильевне записку о своих делах.

Вечером вел большой разговор с Мартыновым о «Медном всаднике», что нельзя брать эпиграфом «Да умирится», потому что в нашем строительстве не может быть Евгения. Он в пример привел строительство г. Комсомольска-на-Амуре, где строители (рабочие) сделались все начальниками. Я возразил тем, что это утопия, но в действительности государство и личность состоят в диалектическом противоречии. На это он взял в пример себя, как его гоняла по стране партия, а он это «Надо» делал всегда с радостью.

Мы сошлись на том, что решение вопроса отношения личности и общества решается творческим участием в жизни каждого из нас, личность в своем «Хочется» преодолевает тяготу общественного «Надо».

В разговоре имел пользу для себя в том, что тема Евгения из «Медного всадника» никак не в плане нашем и ее надо из работы устранить, а развить больше тему творческого участия в жизни (Хочется то, что Надо).

В следующей беседе надо проанализировать начало истоков коммунизма, сличая биографические моменты и мотивы уверования в марксизм у него и у себя.

Надо помнить, что (наверно, это так...) государственность (или как назвать это «Надо») рождается или осаждается из веры (вспомни Савонаролу) и что, значит, истоки коммунизма надо искать в личности человека (мотивы), а государственность скрывает все личное, как скрывает это личное Каменный мост, как сгоревшую в плавильном 

595


котле Машу скрывает в себе автомобиль, как любимый мой термометр Реомюр скрывает в себе личность Реомюра.

21 Июля. День за днем с дождиком с грозой. Грозовые дожди. Рожь в Козине полегла. В Дунине начали косить и бросили: зелена.

Приезжал Борис Прасолов, проверил машину.

Как будто книгу читаю, смотрю на своих женщин: 1) теща 2) Ляля 3) Зина 4) Катерина 5) Лариса 6) Раиса. Есть слухи о том, что выпирание рабочей женщины в обществе стараются приостановить в пользу семьи.

Ляля завтра пытается уехать в Москву: покупать «Москвича» и др.

Решил не показываться на конференцию о природе: если имя мое им нужно, все равно выберут – пусть! и если кто-нибудь станет на мое место – пусть! Из своей общественной деятельности я вынес понимание чувством сам и силы власти: выберут председателем, и будь ты глуп, как пробка, все тебя приветствуют и слушаются.

22 Июля. Припаривало сильно, и парами все было насыщено. День все-таки простоял, просверкал без грозы и дождя. Лучший день лета.

Ляля уехала в Москву. Раиса двинула портрет. Я вернулся к началу и отлично насытился работой.

23 Июля. День жаркий и очень паристый, к вечеру дождь. Писал отлично «по нотам», т. е. придерживаясь черновика. Третий раз позировал Раисе, и у нее уже теперь намечается красивая картина кого-то в голубом свете (холодном) с собачкой, но не портрет. Так в красивости мы спасаемся от правдоподобия. К вечеру приехала измученная тяжелой дорогой Ляля.

Теща очень поправилась в Дунине и весь день болтает глупости в стиле «занимать гостей». Так, напр.: «А погода

596


что-то изменяется, в хорошую или в дурную сторону?» Если ответишь – в дурную, она, помня, что противоречие есть двигатель болтовни, скажет, что в хорошую. Если, наоборот, скажешь – в хорошую, она скажет – в дурную. И никак не отвяжешься. Плохо, что ни о чем серьезном в присутствии ее нельзя ни с кем говорить. Я научился молчать за столом, беспрерывно чувствуя себя грешником: тошнит глупостью. А что Зинаида Николаевна выносит и поддерживает весь день с ней разговор, то жаль становится умную хорошую женщину в такой роли. Грешником, грешником чувствую себя, но где жизнь без греха?

Перейти на страницу:

Все книги серии Дневники

Дневники: 1925–1930
Дневники: 1925–1930

Годы, которые охватывает третий том дневников, – самый плодотворный период жизни Вирджинии Вулф. Именно в это время она создает один из своих шедевров, «На маяк», и первый набросок романа «Волны», а также публикует «Миссис Дэллоуэй», «Орландо» и знаменитое эссе «Своя комната».Как автор дневников Вирджиния раскрывает все аспекты своей жизни, от бытовых и социальных мелочей до более сложной темы ее любви к Вите Сэквилл-Уэст или, в конце тома, любви Этель Смит к ней. Она делится и другими интимными размышлениями: о браке и деторождении, о смерти, о выборе одежды, о тайнах своего разума. Время от времени Вирджиния обращается к хронике, описывая, например, Всеобщую забастовку, а также делает зарисовки портретов Томаса Харди, Джорджа Мура, У.Б. Йейтса и Эдит Ситуэлл.Впервые на русском языке.

Вирджиния Вулф

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное
Дневники: 1920–1924
Дневники: 1920–1924

Годы, которые охватывает второй том дневников, были решающим периодом в становлении Вирджинии Вулф как писательницы. В романе «Комната Джейкоба» она еще больше углубилась в свой новый подход к написанию прозы, что в итоге позволило ей создать один из шедевров литературы – «Миссис Дэллоуэй». Параллельно Вирджиния писала серию критических эссе для сборника «Обыкновенный читатель». Кроме того, в 1920–1924 гг. она опубликовала более сотни статей и рецензий.Вирджиния рассказывает о том, каких усилий требует от нее писательство («оно требует напряжения каждого нерва»); размышляет о чувствительности к критике («мне лучше перестать обращать внимание… это порождает дискомфорт»); признается в сильном чувстве соперничества с Кэтрин Мэнсфилд («чем больше ее хвалят, тем больше я убеждаюсь, что она плоха»). После чаепитий Вирджиния записывает слова гостей: Т.С. Элиота, Бертрана Рассела, Литтона Стрэйчи – и описывает свои впечатления от новой подруги Виты Сэквилл-Уэст.Впервые на русском языке.

Вирджиния Вулф

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 рассказов о стыковке
100 рассказов о стыковке

Р' ваших руках, уважаемый читатель, — вторая часть книги В«100 рассказов о стыковке и о РґСЂСѓРіРёС… приключениях в космосе и на Земле». Первая часть этой книги, охватившая период РѕС' зарождения отечественной космонавтики до 1974 года, увидела свет в 2003 году. Автор выполнил СЃРІРѕРµ обещание и довел повествование почти до наших дней, осветив во второй части, которую ему не удалось увидеть изданной, два крупных периода в развитии нашей космонавтики: с 1975 по 1992 год и с 1992 года до начала XXI века. Как непосредственный участник всех наиболее важных событий в области космонавтики, он делится СЃРІРѕРёРјРё впечатлениями и размышлениями о развитии науки и техники в нашей стране, освоении космоса, о людях, делавших историю, о непростых жизненных перипетиях, выпавших на долю автора и его коллег. Владимир Сергеевич Сыромятников (1933—2006) — член–корреспондент Р РѕСЃСЃРёР№СЃРєРѕР№ академии наук, профессор, доктор технических наук, заслуженный деятель науки Р РѕСЃСЃРёР№СЃРєРѕР№ Федерации, лауреат Ленинской премии, академик Академии космонавтики, академик Международной академии астронавтики, действительный член Американского института астронавтики и аэронавтики. Р

Владимир Сергеевич Сыромятников

Биографии и Мемуары
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное