Дневники. 1946-1947

А между тем в то время я был так глуп, что не видел посещенных мною стран, не сходился вовсе с замечательными людьми: жил я за границей на студенческие гроши, что я мог видеть! Ну, просто положа руку на сердце, я должен сказать теперь, что нечем было гордиться и не на что. И вообще надо и теперь не забывать, что такого особенного чего-нибудь и сейчас нет во мне...

...Так я понимаю, что, наверно, и настоящие великие люди, если к ним близко подойти, такие же мелкие и дробные, как мы, и их величие происходит от того, что они стоят возле великого и нам на него собою указывают. Если с той мерой к ним подойти – они и велики, а если с нашей, то и они все точно такие, как мы, и живут мелочами. И вот, наверно, и мое неведомое «нечто» такого же происхождения: я тоже чувствую то великое рядом с собой и выражаю эту близость чувством радости жизни.

В этом чувстве богатом так мало того, что называют «умом», а межу тем имеющий ум, если бы ему предложили за его худой ум это богатое чувство, обрадовался бы и просиял, как самовар, и [это] наводит на ум, что мое «нечто» получено мною из запаса национальных богатств.

Ночью думал о том, как наши «массы» отстранены были от непосредственного участия в управлении путем партийного отбора. Долго нам казалось, что это происходит в обиду истинно демократического чувства, пока нам не доказали, что истинной демократии нет и она везде делается точно <вымарано: как и у нас> посредством отбора: <вымарано: итак, значит, демократия есть не кратия масс, а кратия отбора (элиты), заключающего массы в рамки 

638

законов и правил. Элита живет и растет, как всякий живой организм. Элита живет и ползет, как и улита, принципом отбора всего полезного себе, и все полезное, понимая свою безвыходность, само ползет навстречу элите. И так она ползет, все толстея.>

Долгая жизнь при здоровом сознании позволяет на себя самого поглядеть как бы со стороны и подивиться переменам в себе самом. Так вот я себя раньше помню в постоянном движении и как будто я все время стремлюсь достигнуть и открыть небывалое. И теперь прежняя радость жизни не оставила меня, но только уже не я сам движусь, а вокруг меня все движется.

Раньше, мне кажется, я ходил вокруг какого-то центра, теперь я стал центром и мир ходит вокруг меня.

Раньше мне казалось, будто я могу опоздать, и я очень спешил догнать Небывалое.

Теперь, напротив, привлекает мое внимание все то, что постоянно бывает и повторяется тут где-нибудь у себя под рукой.

Согласно этой перемене, распределяются во времени и мои литературные работы, имеющие отношение к географии нашей родины.

Раньше я был в поисках края непуганых птиц и описывал все незнакомое.

Теперь я наконец дома и хочу заниматься микрогеографией, т. е. как будто я сам сижу на месте, а мир ходит вокруг меня и по знакомым близким предметам я постигаю его движение.

25 Августа. Вчера под вечер была гроза, и дождь остался на ночь, мелкий, но теплый. Утро пришло хмурое, с задумчивыми синеющими уголками в лесах.

Вчера начал ковыряться в географической книге. Охотно бы отдал редактору географу-педагогу, но боюсь, провозится долго и деньги скоро не получишь. Раскачаюсь и сделаю сам.

639

Вообще пора выбросить тревожные перспективы, пусть все само делается, а я буду смотреть и понимать «мир в себе».

Мне очень дорого, что у Ляли вообще, кроме дурацких правил домашнего поведения, ничего в голове не застревает, ничего не торчит колом или столбом. Ей можно смело высказывать любую мысль, любое сомнение, даже в существовании Бога, если только это сомнение есть своя личная новая мысль. Нет! что я говорю: межевые столбы и колья изгородей, конечно, и в ней тоже имеются, но эти столбы никому не мешают.

Ляля вернулась из Москвы и Голицына: с деньгами в «Советском писателе» все не вяжется, с дровами кончено: привезут на дом 20 кубометров.

26 Августа. Вчера, перемежаясь, шел самый теплый _летний дождь. Вечером все было насыщено теплой влагой, как на Дальнем Востоке. Пришло теплое утро и опять с теплым летним дождем.

Нет, это не дождь был, а как роса: обрызгал кусты, и стало разъяснивать. После этих теплых дождей, наверно, маслята пойдут.

27 Августа. Туманы за рекой вчера вечером вставали, как кисейные занавеси, и стелились по лугу. Утро пришло золотое и теплое, но, как и вчера, наверно, будет за день все, и дождь, и ясно. Говорят, грибы начинаются.

Ночью добром вспоминал Трубецких и против них, детей, видел людей с умыслом принудительной добродетели. Вспоминались любимые коммунистами марксистские сентенции о том, что «мы, изменяя природу, сами изменяемся. Мы теперь уже не те!».

Пусть так, изменяемся, но почему мы – в лучшую сторону, если природа изменяется в худшую? Все это умысел.

640

и «будьте как дети» именно и сказано против умысла. А принудительная добродетель и есть порождение гордого умысла, неметчина.

28 Августа. Успенье. Дни проходят теплые с перепадом дождей днем и ночью. Сегодня что-то совсем хмурое утро, ветреное и чуть-чуть похолодней.

Делаю книгу «Моя страна». Ляля обирает с капусты червей, поднимает на палочки тяжелые помидоры.