Читаем Дневники. 1946-1947 полностью

Игра и юмор – это две формы или два вида чего-то одного, как живопись, архитектура, скульптура, разные виды изобразительного искусства. Пришло в голову от воспоминания игры трясогузки с котенком и юмора той же птички в отношении Жульки.

Хорошая тема о поведении стариков, например, что нельзя старику: когда сердится – зубы показывать, нельзя огрызаться – зубы плохие, нельзя подглядывать – глаза плохи, но зато можно пронюхать и т. п.

Вчера был в «Новом мире». Заместитель Симонова Александр Юльевич Кривицкий, Александр Михайлович Дроздов, очевидно, по поручению Симонова, зазывали меня в «Новый мир» и просили подписать соглашение. Хорошо, что не подписал. Отвечу им в следующий раз, что благодаря помощи правительства (издание сочинений) могу работать над своими архивами и не участвовать в текущей прессе.

Ляля вчера была у Михайлова и выпрашивала юбилейных благ, обещали подвал в «Комсомолке», орден, книгу «Избранное» в «Молодой гвардии» и забор на даче. Посмотрим! Но, во всяком случае, мы идем к намеченной цели – после юбилея начать пустынную жизнь.

14 Декабря. Уолтер Сиккерт – английский художник.

Вчера весь день и ночью потом летела метель и весь город стал белым, и черный дым нашей бани господствовал над всеми белыми крышами. Когда-то успело отеплиться и подморозить, повисли большие, сильные, частые 

746


сосульки с балкона к моему окну. Сейчас на рассвете все эти сосульки закапали.

Вчера читал Ляле «Царя» (от проволоки и ухода Мироновны до ночлега Зуйка в лагере). Все развивается стройно и, если иметь в виду будущую картину, блестяще. Только надо с самого выступления Куприяныча сделать его втайне злым соблазнителем. Вообще, поправки, доработку сделаю потом: оно и виднее будет. А сейчас буду развертывать большую картину непринужденно и в радостном подъеме.

Искать постоянную надежную женщину-хозяйку для Дунина (самому). Воспитывать Лялю на том, чтобы она держалась Марьи Васильевны, потому что это единственный, кто может выдерживать тещу. Повторять Ляле, что теща должна быть от нас отдельно в Пушкине, и ни в коем случае не в Дунине. (Главное, самому твердо на этом стоять, и не для себя, а для Ляли: тещу в Дунино не пускать.)

Есть книги для всех и есть книги для каждого, для всех – учебники, хрестоматии и т. п., для каждого книга – это зеркало, в которое он смотрится и сам себя узнает в истине и познает.

Книга для всех учит нас, как нам за правду стоять.

Книга для каждого освещает наше личное движение к истине.

Правда требует стойкости: за правду надо стоять или висеть на кресте.

К истине человек движется.

Правды надо держаться, истину надо искать.

Быт есть взаимодействие того, что для всех обязательно и что мы называем правдой, и того, что каждый из нас достигает в поисках истины. Это есть дробь, числителем которой является правда, знаменателем – истина.

Остается один только день до огромной перемены нашего быта, а мы ничего не знаем. Только чувствуем, что

747


все идет к лучшему, и в очередях уже боятся лучшего и говорят, что большевики нарочно хотят дать народу лучшую жизнь перед войной: пусть, мол, остается так, что началась, было, хорошая жизнь, но капиталисты убили ее.

Всякий быт включает в свое понятие и время: современный быт.

Обязанность каждого быть современным и в этом определяется его Надо.

Несовременный человек – значит отсталый. И фанатик – это кто стремится забежать вперед.

Мудрый – это кто яснее других чувствует обязанность свою в отношении настоящего времени, кто наиболее современный человек.

Природа – это материал для хозяйства всего человека и зеркало пути каждого из нас к истине. Стоит только хорошо задуматься о своем пути и потом из себя поглядеть на природу, как там непременно увидишь переживание своих собственных мыслей и чувств.

Вот как просто, кажется, бегут, догоняя друг друга, по проволоке две капельки воды дождевой: одна задержалась, другая нагнала ее, обе слились в одну и вместе упали на землю.

Так просто! а если задуматься о себе, что переживают люди в одиночку, пока не найдут друг друга и не сольются. И с этими мыслями станешь исследовать капли в их слиянии и окажется, и у них тоже не так просто капли сливаются.

И если посвятить [время] изучению слияния двух капель, то в этом исследовании откроется, как в зеркале, жизнь человека и что вся природа есть зеркальный свидетель жизни всего человека – царя.

15 Декабря. Еще темно, и знаю только, что вчера капало днем и ночью не развезло. Снегу нанесло много, Москва белая, но это все еще контрасты декабря, но не зима.

748


Опубликовали по радио декрет о карточках и деньгах.

Нигде ни в каком другом продукте советского производства не близка так, до крику, коллизия между производством для всех и требованием каждого: магазины завалены книгой, но каждый не может найти свою книгу.

В хаосе жизни должна мало-помалу определиться собственность, как законное материальное выражение деятельной личности, т. е. самого человека, души его, и не смешиваться, как теперь, с собственностью, как следствием бездушного накопления.

Горячо взялся за «Осудареву дорогу» и хочу ее кончить до весны.

Перейти на страницу:

Все книги серии Дневники

Дневники: 1925–1930
Дневники: 1925–1930

Годы, которые охватывает третий том дневников, – самый плодотворный период жизни Вирджинии Вулф. Именно в это время она создает один из своих шедевров, «На маяк», и первый набросок романа «Волны», а также публикует «Миссис Дэллоуэй», «Орландо» и знаменитое эссе «Своя комната».Как автор дневников Вирджиния раскрывает все аспекты своей жизни, от бытовых и социальных мелочей до более сложной темы ее любви к Вите Сэквилл-Уэст или, в конце тома, любви Этель Смит к ней. Она делится и другими интимными размышлениями: о браке и деторождении, о смерти, о выборе одежды, о тайнах своего разума. Время от времени Вирджиния обращается к хронике, описывая, например, Всеобщую забастовку, а также делает зарисовки портретов Томаса Харди, Джорджа Мура, У.Б. Йейтса и Эдит Ситуэлл.Впервые на русском языке.

Вирджиния Вулф

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное
Дневники: 1920–1924
Дневники: 1920–1924

Годы, которые охватывает второй том дневников, были решающим периодом в становлении Вирджинии Вулф как писательницы. В романе «Комната Джейкоба» она еще больше углубилась в свой новый подход к написанию прозы, что в итоге позволило ей создать один из шедевров литературы – «Миссис Дэллоуэй». Параллельно Вирджиния писала серию критических эссе для сборника «Обыкновенный читатель». Кроме того, в 1920–1924 гг. она опубликовала более сотни статей и рецензий.Вирджиния рассказывает о том, каких усилий требует от нее писательство («оно требует напряжения каждого нерва»); размышляет о чувствительности к критике («мне лучше перестать обращать внимание… это порождает дискомфорт»); признается в сильном чувстве соперничества с Кэтрин Мэнсфилд («чем больше ее хвалят, тем больше я убеждаюсь, что она плоха»). После чаепитий Вирджиния записывает слова гостей: Т.С. Элиота, Бертрана Рассела, Литтона Стрэйчи – и описывает свои впечатления от новой подруги Виты Сэквилл-Уэст.Впервые на русском языке.

Вирджиния Вулф

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 рассказов о стыковке
100 рассказов о стыковке

Р' ваших руках, уважаемый читатель, — вторая часть книги В«100 рассказов о стыковке и о РґСЂСѓРіРёС… приключениях в космосе и на Земле». Первая часть этой книги, охватившая период РѕС' зарождения отечественной космонавтики до 1974 года, увидела свет в 2003 году. Автор выполнил СЃРІРѕРµ обещание и довел повествование почти до наших дней, осветив во второй части, которую ему не удалось увидеть изданной, два крупных периода в развитии нашей космонавтики: с 1975 по 1992 год и с 1992 года до начала XXI века. Как непосредственный участник всех наиболее важных событий в области космонавтики, он делится СЃРІРѕРёРјРё впечатлениями и размышлениями о развитии науки и техники в нашей стране, освоении космоса, о людях, делавших историю, о непростых жизненных перипетиях, выпавших на долю автора и его коллег. Владимир Сергеевич Сыромятников (1933—2006) — член–корреспондент Р РѕСЃСЃРёР№СЃРєРѕР№ академии наук, профессор, доктор технических наук, заслуженный деятель науки Р РѕСЃСЃРёР№СЃРєРѕР№ Федерации, лауреат Ленинской премии, академик Академии космонавтики, академик Международной академии астронавтики, действительный член Американского института астронавтики и аэронавтики. Р

Владимир Сергеевич Сыромятников

Биографии и Мемуары
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное