Читаем Дневники. 1946-1947 полностью

В переломной главе «Бросить всех на скалу» – выставить старика Волкова главой подрывников, а в главе «Аврал» выставить его как себя (в своих достижениях и победах: мое сознаваемое лучшее). Переворот в душе старухи подскажет нам то, чем силен и чем побеждает Волков. В этой главе легонечко повторить всех своих героев.

Все эти люди в аврале не просто сливались друг с другом для общего дела. Два человека сходились не как две капли дождевые на телеграфной проволоке скатываются, сливаются и падают для общей работы воды на земле. Каждый жизнью своей, цепью сложной личных поступков своих, ошибок, блужданий [невольно] был приведен к общему делу.

Но мальчик Зуек, обманутый своим соблазнителем, должен был умереть или выдержать всю борьбу за существование, пока она не подведет его к борьбе за свое место, за первенство свое в общем деле, потому что свое место у каждого и есть первенство его в творчестве.

Помнить, держать в голове во все время наступления воды, что вода была колыбелью человека и всей жизни, и человек вынес мысль из нее о единстве... Пусть и 

749


старуха-сектантка поймет через воду это единство, и солнечный разум даст крысе и Зуйку одинаково силу догадки, т. е. управления жизнью (царь природы).

16 Декабря. Все эти дни подтаивает, сосульки днем сбегают капельками и ночью, наверное, там, на крыше под снегом, сохраняется талая вода. На воздухе возле сосулек температура, наверное, бывает ночью ниже нуля, и сбегающая с крыши из-под снега вода замерзает и сосулька нарастает. Сейчас у нас над окнами целое войско великолепных сосулек.

Аврал. Это была борьба каждого с самим собой и с людьми за единство всего человека.

Был на президиуме, слушал надменный суд деловых и спорых Ярцева и Резника над текущей русской литературой.

Сговорился с Савинковым, зам. Панферова в «Октябре», о печатании в нем «Царя».

Будет звонить поэтесса Ксения Некрасова.

Приглашает на новоселье Яшин.

Выразительное лицо Ивича. (Помнить – критик.)

17 Декабря. Валом валил суточный снег. Кончил с ремонтом машины и ввел ее с большим трудом в гараж (снег).

Денежная реформа без всяких слов, в полном молчании разделила весь народ на людей, служащих советской власти, и мужиков-спекулянтов, и не материально, а нравственно разделила. Конечно, жаль какую-нибудь Пашу: семейная женщина из картофельных очистков делала котлеты и сама продавала их на базаре. Но Паша – единица. Важно, что в этой реформе каждый получил надежду оправиться вообще, как член своего общества и 

750


государства, – вот что важно. Сам наш прежний мужик разделился на колхозника и спекулянта.

Был Нагишкин Дмитрий Дмитриевич из Хабаровска с «амурскими сказками», умный человек, коммунист, дальневосточный патриот.

Враги, как и любовники, парны. Один враг тенью крадется за другим, а тот глядит на него презрительно через плечо, один – слабая тень человека, другой – могучий, но неизвестно, кто кого убьет в этой вражде: сам человек или тень его.

Честно трудился (Замошкин), приобрел всюду известность в Москве, как работник, и теперь всякое издательство и редакция зазывают его к себе, чтобы надеть хомут. Так мирился человек с жизнью в труде, и жизнь его сделала своей лошадью.

Вот почему мы сразу и отдаемся во власть моральных правил: все они к тому, чтобы сделала жизнь нас своей лошадью. Есть еще таинственный неморальный фактор, свое личное Хочется в постоянной борьбе с общественным Надо.

В субботу в университете географическое выступление о «Моей стране». Все надвое, ночь и день и прочее, и у меня: люди-вопросы и люди-ответы. Себя – к ответчикам: меня спрашивают – я отвечаю, не спрашивают – молчу.

18 Декабря. Каждый день сосульки скапывают, каждую ночь нарастают больше или меньше, длиннеют, толстеют, снежок днем подтаивает, ночью подсыпает, крыши днем чернеют, ночью, к утру, белеют. И так проходит декабрь.

Вся природа содержится в душе человека, но в природе не весь человек. Какая-то ведущая часть человека, владеющая словом, вышла за пределы природы и теперь больше

751


и дальше ее. Только оглянувшись назад в свое прошлое, человек может теперь видеть природу, вернее зеркало, в котором он видит свою собственную природу.

19 Декабря. Тоже сиротская погода и движение природы видно только по сосулькам – длиннее и короче.

Очень разболелась спина, иду лечиться в Кремлевку.

Вчера открылась борьба с Головенченко за собрание сочинений: он уже не говорит, а отправляет Лялю к управиздательством, а тот ничего не знает и отвечает, что никаких договоров не будет, а пришлют прямо верстку. Нашли старого воробья на мякине!

Вчера был на Детской книге. Дети измучили, требуя автограф, едва удалось убежать.

Был у Федина: 1) взял инициативу строить гараж. 2) отменил благополучно вечер.

В субботу выступление на географическом факультете.

Охотничий сборник.

Позировал Раисе.

Ермилов в отчете о деятельности «Литгазеты» сказал, что «мы привлекли даже Пришвина» (между тем как Пришвин писал только чтобы напомнить о своем юбилее).

Начал читать Федина «Первые радости» и сразу же уловил его конструкцию в расстановке образов по теме.

Перейти на страницу:

Все книги серии Дневники

Дневники: 1925–1930
Дневники: 1925–1930

Годы, которые охватывает третий том дневников, – самый плодотворный период жизни Вирджинии Вулф. Именно в это время она создает один из своих шедевров, «На маяк», и первый набросок романа «Волны», а также публикует «Миссис Дэллоуэй», «Орландо» и знаменитое эссе «Своя комната».Как автор дневников Вирджиния раскрывает все аспекты своей жизни, от бытовых и социальных мелочей до более сложной темы ее любви к Вите Сэквилл-Уэст или, в конце тома, любви Этель Смит к ней. Она делится и другими интимными размышлениями: о браке и деторождении, о смерти, о выборе одежды, о тайнах своего разума. Время от времени Вирджиния обращается к хронике, описывая, например, Всеобщую забастовку, а также делает зарисовки портретов Томаса Харди, Джорджа Мура, У.Б. Йейтса и Эдит Ситуэлл.Впервые на русском языке.

Вирджиния Вулф

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное
Дневники: 1920–1924
Дневники: 1920–1924

Годы, которые охватывает второй том дневников, были решающим периодом в становлении Вирджинии Вулф как писательницы. В романе «Комната Джейкоба» она еще больше углубилась в свой новый подход к написанию прозы, что в итоге позволило ей создать один из шедевров литературы – «Миссис Дэллоуэй». Параллельно Вирджиния писала серию критических эссе для сборника «Обыкновенный читатель». Кроме того, в 1920–1924 гг. она опубликовала более сотни статей и рецензий.Вирджиния рассказывает о том, каких усилий требует от нее писательство («оно требует напряжения каждого нерва»); размышляет о чувствительности к критике («мне лучше перестать обращать внимание… это порождает дискомфорт»); признается в сильном чувстве соперничества с Кэтрин Мэнсфилд («чем больше ее хвалят, тем больше я убеждаюсь, что она плоха»). После чаепитий Вирджиния записывает слова гостей: Т.С. Элиота, Бертрана Рассела, Литтона Стрэйчи – и описывает свои впечатления от новой подруги Виты Сэквилл-Уэст.Впервые на русском языке.

Вирджиния Вулф

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 рассказов о стыковке
100 рассказов о стыковке

Р' ваших руках, уважаемый читатель, — вторая часть книги В«100 рассказов о стыковке и о РґСЂСѓРіРёС… приключениях в космосе и на Земле». Первая часть этой книги, охватившая период РѕС' зарождения отечественной космонавтики до 1974 года, увидела свет в 2003 году. Автор выполнил СЃРІРѕРµ обещание и довел повествование почти до наших дней, осветив во второй части, которую ему не удалось увидеть изданной, два крупных периода в развитии нашей космонавтики: с 1975 по 1992 год и с 1992 года до начала XXI века. Как непосредственный участник всех наиболее важных событий в области космонавтики, он делится СЃРІРѕРёРјРё впечатлениями и размышлениями о развитии науки и техники в нашей стране, освоении космоса, о людях, делавших историю, о непростых жизненных перипетиях, выпавших на долю автора и его коллег. Владимир Сергеевич Сыромятников (1933—2006) — член–корреспондент Р РѕСЃСЃРёР№СЃРєРѕР№ академии наук, профессор, доктор технических наук, заслуженный деятель науки Р РѕСЃСЃРёР№СЃРєРѕР№ Федерации, лауреат Ленинской премии, академик Академии космонавтики, академик Международной академии астронавтики, действительный член Американского института астронавтики и аэронавтики. Р

Владимир Сергеевич Сыромятников

Биографии и Мемуары
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное