Дневники. 1984

20 февраля. Вчера утром на семинаре в Литинституте обсуждали рассказы Толи Вьюгина. Он или очень талантливый, но неграмотный человек, или я сделал ошибку?. Отдельные кусочки из его «Мародера» у меня вызывают зависть. Здесь жизнь, а не умствования. Любопытна маленькая демонстрация, которую устроил Руслан Марсович. Как, оказывается, заразительна политика, как оказывается, трепещет сердце в этом разделении людей и племен. После окончания семинара, он предложил выразить сочувствие Элине, которая только что вернулась после каникул из Литвы. Он, татарин, заявил, что сейчас стыдно быть русским. Со всей прямотой я сказал, что семинар не место для политики, и подчеркнул, что не считаю и никогда не считал, что в любых обстоятельствах стыдно быть русским. Из-за моего плеча выглядывали сотни тысяч моих курносых и простецких родственников.

В 15.00. начался пленум горкома. Все тихо и мирно тянулось до без чего-то 21, но вот Прокофьев (я был у него на беседе в пятницу с 20.40 до 22) на секунду нырнул в свои кулуары. Не успели мы проголосовать последнюю резолюцию, как он выныривает: «Ельцин зачитал по ТВ заявление об отставке президента. Надо принимать резолюцию в поддержку». Сутолока. Через 15 минут в зале поставили ТВ-приемник и в записи получили это выступление. Б.Н.Ельцин вел себя нагло, молодо, предприимчиво. Я наблюдал за О.Попцовым с его подслуживающим глубокомыслием. Тихо после этого просмотра приняли резолюцию и разошлись.

22 февраля, пятница. Вышла «Московская правда» 20-го утром с моей фотографией на пленуме, это было очень неожиданно. Я, вроде, ничем не отличился. Видимо, при всем моем внешнем безобразии, нормальных лиц для фотографа было не очень много. Партийная элита. Продиктовал одному из моих знакомцев, бывшему афганцу Диме, который сейчас учится в МГИМО, его выступление сегодня на заседании в Кремле. Справится ли? Стилистика сложновата. Вот так начинаются карьеры. С речи, написанной не самим.

Вчера ездили с Львом Ивановичем на кладбище, на могилы его родителей, Ивана Егоровича и Валентины Гавриловны. Зашел на могилу к брату Юрию. Он все так же молодо глядит в ночь и в день. Уже прошло 2 года. Поставили памятник Валере Коксанову — все чисто, цветы, протоптанная в снегу дорожка.

Идет кризис в правительстве РСФСР. Вчера видел сессию Верховного Совета РСФСР — сколько злобы и массовой ненависти к коммунистам. Антикоммунизм стал удобным сюжетом.

15 марта. Пришла телеграмма из Костромы: «Виктор Бочков умер. Лариса Васильевна». Телеграмма долго шла, потому что был указан старый номер квартиры. В тот же вечер я собрался и уехал в Кострому.

16 марта.  Был на похоронах. Новое, пустое кладбище, как необжитый новый район. Надо утерпеть и не написать рассказ. Это репетиция и моих будущих похорон. Виктора отпевали в церкви Спаса на Дебре, которую, когда мы были юношами, он мне показывал. Был из Москвы Игорь Дедков с Тамарой, Стасик Лесневский. Всех нас эта скоропостижная смерть оглушила. Пришлось говорить на поминках.. Приехал в Москву рано утром. Может быть, мне начать писать новую повесть — инструкцию В.С., как меня хоронить?

Вчера «Московская правда» напечатала то, что осталось от 3-х страничек моего текста. Если по просьбе Прокофьева я это написал, вообще-то как бы обращаясь к интеллигенции, то зачем мне, специалисту по интеллигенции, помогать и «выправлять» меня? Эх! Это все партийная печать и партийная правка. Вспомнил, что в Костроме на похоронах Бочкова, когда собралась вся городская интеллигенция, идеологи местного партийного аппарата блистательно отсутствовали. Нельзя руководить интеллигенцией, не являясь ею.

Все время думаю о Викторе, который там. Мы все еще не можем избавиться от любви и жалости к тем, которые там. Но ведь думать-то надо о чем-то другом.

26 марта, вторник. Семинар. Обсуждали повесть Виталия Амутных «Образы». Много говорил о смысле, о духовном содержании литературы, о ее мощи. После семинара ездил в «Правду», читал верстку статьи «Ренегат» — очень крепко, но опасно. За партию я борюсь? Меня просто интересует справедливость.

Валя в Ленинграде. Перед отъездом поссорились — впервые я ее не провожал.

В прошлую среду были первые мои защиты: В.Терехин — я написал и выправил за него — на четыре; Витя Обухов — стихи — тоже на четыре. Завтра — Миша Лайков.

28 марта, четверг. Открылся съезд народных депутатов РСФСР, состоялся митинг, Москва была заполнена военными машинами, бензовозами и машинами связи. Тем не менее, митинг в защиту Ельцина прошел на Маяковского и Арбатской площади. Согласия у моих соотечественников не будет. В этот день отчего-то в Москве свободно продавали вино в розлив. У метро «Университет» продавали литровые банки с «Розовым столовым». Вечером в метро много пьяных. К чему бы это? Хорошо бы написать статью о гласности (Б.Куркова) и повесть о смерти.

Завтра приемная коллегия, на которую меня внезапно пригласили, и первая верстка в «Московском вестнике».