Дневники. 1984

На кратком описании этого впечатления я и заканчиваю временную перебивку и перехожу непосредственно к банкету по поводу 75-летия газеты «Труд». Опять хочется сделать отступление и хотя бы высказать расхожую мысль: чем ниже всеобщий уровень жизни, тем роскошнее банкеты и сытнее презентации. Описывать ли мне зал, декорированный воздушными шариками? Столы, заставленные разносолами русской и французской кухни, сфинксообразные молодые официанты, оркестр и певец с косичкой. Еще в холле я встретил Леню Павлючика, Лешу Филиппова, сына моей старой сотрудницы Татьяны Филипповой, и с ними какую-то даму со смутно знакомым мне лицом. В общем, смутно знакомая дама вместе со Светланой Сорокиной и Леонидом Петровичем Кравченко оказалась моей соседкой по столу, и в тот момент, когда Леня галантно ходил встречать Чурикову с Памфиловым, я начал светский разговор с Алексеем. Алексей — театровед, поэтому и разговор шел о театре: дескать, а что вы, Леша, последний раз видели в театре? «А что на вас, Сергей Николаевич, произвело за последнее время большое впечатление?» Если кто-нибудь когда-нибудь будет читать мой дневник, то подойдя к этому месту, читатель догадается. Вот именно, со своей куриной памятью на лица, фамилии, имена я сказал: «Мы с Валентиной Сергеевной ходили в театр Гоголя на «Костюм», на Брагарник, но она нас разочаровала. Ее явно переигрывает ее партнер». Опускаю все другие подробности.

5 марта, вторник. Утром вместе с Валентиной Сергеевной вернулся из Ленинграда, из Гатчины, где вчера вечером закрылся Второй фестиваль «Литература и кино». Сейчас с пологого спуска этой тяжелой недели обо всем этом не хочется писать, да и все призеры уже обнародованы и завтра появятся в газетах. Я определенно дал слабину, пропустив вперед Ирину Евтееву с «Элексиром» по Гофману. Нажали на меня Рогожкин и Клепиков. Сережа Урсуляк с его «Летними людьми» по горьковским «Дачникам» был выше, но ленинградцы нажали.

Показательный для нашего времени всеобщей трусости был эпизод с призом (10 миллионов рублей) Компартии. Перед тем как пригласить Валерия Тарасова с этими деньгами (а он депутат Думы), я звонил в Гатчину: нужен коммунист, с призом? Конечно, деньги всегда нужны, и на жюри мы этот приз утвердили, как приз для молодых режиссеров. А потом испугался мэр, зав. отделом культуры, бывшая секретарь горкома, и от приза отказались. О, как коммунисты, еще более вальяжно и сытно пристроившиеся при новом режиме, боятся своего прошлого! Пришлось ломать решение, дарить белорусам какую-то мелочь, я устроил скандал, было плохо с сердцем, Валентина Сергеевна меня отпаивала и отливала. Потом на закрытии фестиваля мне практически не дали слова, потому что боялись моих истерических «разоблачений», и решение жюри озвучивал довольно пошлыми шуточками Игорь Дмитриев. Все боялись, что я что-нибудь ляпну. Я уехал злой и недовольный собою.

В поезде меня приятно удивил специальный блокиратор на дверь, который проводник с вечера раздавал вместе, как в самолете, со стерильным «завтраком-ужином». Это от бандитов, которые своим ключом отпирают дверь и прыскают на пассажиров сонной отравой из баллончиков. Это нравы перед выборами Президента, который неугомонно трещит о стабилизации. Страна предателей, трусов и воров.

Утром в десять успел на семинар, где обсуждали рассказики Натальи Бутовой. Девочка, конечно, растет, но самое трудное — заставить студента страдать.

Днем вручали премию Сереже Толкачеву в «Юности». Я искренне за него порадовался. В своей речи он много говорил обо мне. Премия «Юности» имеет для меня магическое значение, потому что в свое время меня ею обделили. Скорее, неожиданно для всех и, наверное, и для меня С. П. вырос в значительного писателя и я, если он не будет пить и иметь стабильный быт, уверен в его будущем.

К пяти часам надо было еще идти в Московское отделение, где в кабинете Гусева состоялось совещание общественного совета о союзовской собственности. Главным действующим лицом здесь был Феликс Кузнецов. Где собственность, там всегда Кузнецов. Я полагаю, что заговорил Ф. Ф. об общественной собственности потому, что не получается что-то с приватизацией переделкинской дачи. Ему вторил Юра Поляков, наш реалист, о необходимости дружбы с Лужковым и властями. Моя мысль, которая не отрицала и прагматического подхода, заключалась в том, что Союзу надо вспомнить, что он и политическая организация. Власть, не любящая ту часть писателей, к которой мы принадлежим, прислушается только к сильной и уверенной в себе оппозиции.