Дневники. 1984

На выставке Глазунова я видел несколько ее портретов. Да и сам помню, как она без рассуждений, молчаливая и безответная полуслужанка, подавала в мастерской мужа бутерброды: черный хлеб с отдельной колбасой.

В Москве много говорили в свое время о ее самоубийстве: написала письма, наказала, как себя похоронить, надела на голову зимнюю шапку, чтобы не повредить лицо, и выбросилась из окна.

Господи, не дай Бог быть пророком!

6 августа, среда. Я ничего не могу поделать со своей жизнью, она течет помимо меня, по необязательным законам, против которых протестует душа. Я подчиняюсь чужим, ленивым желаниям и тасовке карт, которые мечет чужая рука. Вся предыдущая неделя ушла на подготовку выступления на пленуме Краснопресненского РК, посвященного перестройке. Я делал это с большим трудом и, как всегда, на пределе сил, жанр не мой — устное выступление. Но зрителей для этого изящного балета оказалось всего несколько, включая меня. Как же медленно, лениво и неохотно тащится эта перестройка! Речь идет о перестройке сознания, о новой психологии, о новом отношении к людям, к государству — том отношении, почти библейском — «брат брату», — которое нам прививали в школе. А куда же деть старую, вработавшуюся в кости психологию?

Весь пленум напомнил скверно репетированный спектакль, плохой, трудный со скверной режиссурой. Почему так мало за всем этим стремления переделать жизнь? Почему такая снисходительность к неискренним словам и обещаниям? Я уже, наверное, не увижу той замечательной, счастливой и гармоничной страны, о которой говорила нам в первом классе учительница-идеалистка Серафима Петровна.

Пьеса о В.И. продвигается толчками. Совершенно прав Моэм, что это особый вид литературы, близкий к журналистике, и для меня написание этой пьесы — какое-то медленное логическое свинчивание. Правда, есть любовь и романтическое отношение к герою, и в работе есть места, преодоление которых заставляет сердчишко биться, как при возникновении озарений в прозе.

Отдал свой роман в «Знамя». Его неожиданно быстро прочли. Все стеклось еще и потому, что в «Знамя» в качестве главного редактора пришел Г.Я. Бакланов. В субботу он мне звонил (прочел половину), сказал, что это значительно интереснее «Имитатора». В понедельник сказал, что берут в № 1, но финал надо сделать динамичнее и менее скучным. Как очень опытный литератор, он все просек. Но как это все сделать? И писался-то финал в Москве, в сутолоке и суматохе.

Вчера получил обратно свои права. Через несколько дней после наезда меня вызвали в ГАИ. Пострадавшей кто-то посоветовал, и она пошла в травмпункт со своим синяком. Это была скорее форма доносительства, я-то ведь не скрывался. При первом же свидании с дознавателями они мне посоветовали заткнуть все щели деньгами. Моя гаишная эпопея была не так проста. Милой старой даме возил деньги, говорил слова, но закон на ее стороне. Она, правда, сказала, что бежала на красный свет и т.д.

В этом во всем какая-то специфика чертовщины.

14 сентября, воскресенье. Дневник свой забросил. Очень часто «пишу в уме», а записывать ленюсь. Отсюда гнусное ощущение безделья. Я физически не люблю писать. У меня всегда, когда только начинаю, болит правое плечо. Боже, почему Ты не дал мне любви графомана к письму?

Сегодня был на выставке новых поступлений в Третьяковку. Много интересного, ранее закрытого. Время определенно подвинулось вперед. Кто мог подумать, что когда-нибудь в зале Госгалереи на Крымской набережной спокойно будут показывать Малевича, Шагала, Филонова. Наибольшее впечатление оставила небольшая картинка Шагала «Ландыши». В корзиночке -белые головки. Как написано! Еще одно свидетельство: чтобы писать «как хочется», надо прежде уметь «как надо». Только из полного освоения формы может возникнуть глубинное раскрытие предмета.

Август. Одиннадцать или двенадцать дней был в Польше. Вел особую тетрадь. В ней же -наброски очерка о Варшаве для «Октября», перепечатав, вклею их в дневник.

В одном поездка интересна — здесь большая часть и нашей биографии, связь чувствуется между нашими странами и народами, много знакомого или узнаваемого. В Варшаве все, как в Париже, узнается. Кино, литература.

ВАРШАВСКИЕ ВПЕЧАТЛЕНИЯ