Дневники

Вдоль Борзянки, — все затоплено — поселок, много «зеленки». В кукурузе пасутся два стада. Урожай хороший, но убрать не успеют.

Доехали до Балея довольно быстро: пять часов — 280 км. Быстро сменялись картины — почти степная, но широкой равниной, Борзянка [нрзб.] затопленной водами, с полями «зеленки» и пшеницей по склонам; затем все гуще и гуще. Много мотоциклистов, трактор с краном возле полуразобранной избы; дорога довольно сносная. Мосты, речки, реки, воды ужасно много и хорошо, что подсохла дорога. Села то по одну сторону реки, то по другую. Перевалили несколько хребтов — на южной голо, на северной — лес.

Балей. Телеграмма домой и извинительная зав. гостиницей на Шерловой Горе: они забыли взять с нас за ночлег.

— Анекдот о старшем кондукторе товарного поезда, с которым подшутил кочегар, так что кондуктор был вынужден догола раздеться на морозе.

10. [IX]. Балей.

Гостиница по здешним местам вполне приличная. Утро. Готовимся к визитам и разговорам. А недели через две: домой! Как все идет быстро. Погода пасмурная; вчера, впрочем, день начался пасмурно, а потом разветрило.

1 день. Ничего и никого не можем найти. В редакции пристал какой-то геолог, как оказалось позже, «в дымину» пьяный, сказал, что повезет нас на какую-то Воронью гору, где чудеса природы и бездна [нрзб.]. Назвал какого-то профессора, профессора этого мы не нашли, и надеюсь сейчас, наконец, геолога этого сплавить. День разыгрался, но в горах тучи. Пьяницы — «силикозники» — «И пьют же они! Знают, что последние дни доживают».

— Дана ему «слабиновка», т. е. ослабленное наказание, не тюремное.

Шофер говорит:

Приеду в Читу, уйду в отпуск.

— Сколько он у вас?

— 24 рабочих дня.

— Что же будете делать?

— Да и сам не знаю что.

— На охоту поезжайте.

— 24 дня-то? И неделю за глаза. Дом отдыха? Стыдно с такой мордой: у меня 13 кило лишнего. Вот в прошлом году я отдохнул хорошо. У товарища, работающего на грузовой, умер отец: он поехал его хоронить. Я и замещал товарища целый месяц.

Это без иронии.

Тучи. Дождя нет.

Вечером проф. Бернштейн, в сильных очках, лысый, с клоком волос на черепе, обстоятельно рассказал нам о местах рождения цветных камней. Завтра предполагаем туда поехать.

11. [IX]. Балей.

Утром собирались смотреть драгу.

Но передумали.

Отправились, по совету проф. Бернштейна, в деревню Шиваз, в которой я давно хотел побывать. И был изумлен. Поднялись на совершенно обыкновенную гору Бурунда, с которой, правда, великолепный вид на весь амфитеатр гор и хребтов. И — чудо! — увидели множество розовых, синих, голубых халцедонов. Мы собрали их, пожалуй, пуда три, если не больше и уехали очень довольные.

Вечер в клубе. Все те же вопросы: почему умер Есенин, Фадеев и так далее? А мне отвечать на это нет охоты!

12. [IX]. Балей.

Утром собираемся смотреть драгу, а после обеда — в падь Семенову. Комбайны, тракторы, «валки», и горная грязь с ее многочисленными и многообразными объездами. Завтра, по-видимому, уедем в Борню — Оловянную — Ачинск и Читу, и, возможно, на этом путешествие окончится; хотел еще осмотреть древ, комбинат и попасть на Витим, но не знаю — успею ли: уже чувствуется утомление и насыщенность впечатлений. Утром промозглый туман, а к 15-му обещан снег.

Засеяны, видно, обширные пространства целины, но убирать не успевают — не хватает машин, которые нужны и городу, где из-за недостатка машин «горит план»; не говоря уже о недостатке людей. Если думать о производственном конфликте, то это именно и есть тот конфликт, который важен для нас, но разве разрешение которого неясно? [нрзб.].

Балей — Музей ГРЭ. Дубынина Полина Васильевна, отправить книгу [нрзб.] — микроскоп.

В три часа, как условлено, поехали на драгу. Нет тока! Мы опять условились — приехать завтра, утром, перед отъездом.

Вечером приходила зав. музеем, — принесла камни, — и попросила для себя и знакомых рассказать о Джайпурской [нрзб.], что я обещал во время вечера, но забыл. Я рассказал.

13. [IX]. Балей. Утро.

Сборы. Кончается непрестанный шум радио, шаги по коридору. Голубые стены, грязные ковры (но все-таки ковры!), фикус возле вестибюля, отсутствие уборщиц (на картошке); опять — дорога, холодный ветер, качание по грязи. А что поделаешь?

Если что меня поразило в Балее, — да и в других [нрзб.] местах, кроме охотнич[нрзб.], это полное равнодушие к своему делу, городу, окрестностям. Когда ко мне приходят иностранный или русский корреспондент, я стремлюсь показать ему и себя, и свое хозяйство, мне будет приятно, если он опишет его. А тут — нет.

Молчат и все. Или, как в Шивне — подозрения: зачем приехали? Не шпионы ли?

Кол. [нрзб.] труда. Все учатся. Мораль. Живут как и все — в черте города.

Выехали из Балея в 12.30 и ехали по тряской, скользкой дороге до 16 часов вечера, зато приехали в Ачинск. Ночевали у поэта Шамбилака.

В перерыве собирали у [нрзб.] камни, но мало. Разлив и все россыпи под водой. Вода, правда, несколько спала, но все же ее еще много. Отмелей почти нет.

Полнолуние. Ночь волшебно прекрасна, свежо, по-видимому, пришло время заморозков.