— «Надо заключить договор». Договор в моих обстоятельствах и без того приятно. Но тут вдвойне. Обрадовавшись, улегся отдохнуть: под окном разговаривают мальчишки:
— А кто такой Щорс?
— Герой Гражданской войны.
— А кто такой Багратион?..
— Я читал о нем книжечку… Это был такой толстяк.
Позвонил какой-то драматург Холмский и предложил купить у него бумагу. Интересно, сколько может взять драматург с драматурга за лист бумаги. Этот Холмский хотел прийти в восемь часов. Пожалуй, меньше чем по одному рублю за лист не возьмет. Так оно и вышло, с той разницей, что мне было стыдно — ибо пришел голодный, потный от смущения, лысый человек в черном костюме, наверное, в последнем. Жена и дочь его в туберкулезном санатории, сам он лежит во тьме, чтобы сэкономить полтора часа света, дабы иметь десять минут горения электрической печки для чайника. Два часа стоит в очереди за хлебом, три часа на обед, из них час за стулом обедающего человека, — еще что-нибудь в распределителе… Словом… Он замолчал, вытирая лоб! Затем он вспомнил наше знакомство — он был некогда директором театра Сатиры. Сейчас пишет что-то для цирка. — «Я наблюдаю другие категории лиц. Стоял у гостиницы человек, продавал кулек фруктов за 15 руб., в день, по его словам, шестьдесят кульков. Это со своего сада; жена зарабатывает на корове — 12 тысяч в месяц, брат… словом — 50 тысяч!» — Мы пожали плечами: — «А проводники? Им уже неважно посадить безбилетного пассажира. Он кладет под сиденье соль, табак, мыло и водку и везет туда, где за это можно получить масло и муку. Он в ездку зарабатывает 123 тыс. руб., и делает в месяц три ездки!»
— Но, ведь в молодости нашей мы тоже такое видали, — сказал я.
И он ответил с горечью:
— Да, и не очень замечали, — горько улыбнувшись, он добавил, — да и не очень завидовали… словом…
Радостно схватив шестьдесят руб. за бумагу, он пошел пешком по Пушкинской, т. к. боялся, что в трамвае могут ограбить.
14. Октябрь. Четверг[11]
.Алексей Толстой читал пьесу «Нечистая сила», читал мастерски, так что и не найдешь в ней пороков. С тем и ушли. Михоэлс пьян и грустен. Он понимает многое, чувствует отчужденность — к тому же в театре нет совсем сборов.
15. [X]. Пятница[12]
.Звонили по телефонам, пытались «вылететь» — и так как получить телефонный звонок здесь занятие трудное, то и стоял возле телефона полдня. Сходил в мастерскую — получить костюмишко, сшитый из того материала, из которого раньше шили на покойников в больнице. Заведующая мастерской объяснила задержку и плохое исполнение заказа тем, что у нее работают инвалиды Отечественной войны, — и я увидал инвалида хромого, со вставной челюстью, он, ковыляя, вошел в мастерскую, чтобы примерить костюм другому инвалиду, без ноги, ожидавшему примерки.
Вечером был у худ[ожника] Уфимцева. Приятель мой живет в Старом городе. Дворик его пуст, ходит по двору козел — «который не растет уже полгода! Но он получит за это возмездие». У Уфимцева постоянно вопросительный взгляд, грустный и усталый. Дверь не затворяется, т. к. нет запоров, вместо этого тощая, исхудавшая жена — «инструктор собаководства», выдрессировала собаку. Виктор Иванович показывал свои картины. Современные, «реалистические» картины его мне не нравятся. Люди похожи на статистов, которым разрешили сыграть Шекспира. Но, серия «Турксиба», по форме принадлежащая к «условным», мне показалась очень недурной. Там у него есть презрение к технике, вернее к машинам. А уже одно это — явление искусства, ибо машину не только возможно, но и необходимо художнику презирать, ибо и сейчас, и в будущем человечество, а значит и искусство, кроме гадости ничего от машины не видело и не увидит. На дворе у моего приятеля растет развесистая [нрзб.]. Электричества нет, весь район выключен. Мы пришли в пять, а около восьми зажгли коптилку, наполненную касторовым маслом. Свет от коптилки розоватый, и оба мы сразу поняли Рембрандта и стали хохотать.
На улицах, у репродукторов, толпы. Слушают сообщения о том, что мы тоже намерены судить руковод[ителей] немецкого правительства за войну. Так как два дня уже сводка говорит, что «на фронте ничего существенного не произошло», это решение кажется убедительным и возможным.
16. [X]. Пятница.