Дневники

Беда в том, что нам все труднее понимать реакцию европейцев, точно так же как и они, видимо, не способны понимать нашу реакцию. Множество немцев, с которыми я говорил, возмущались нашей чудовищной ошибкой в начале войны, когда, вместо того чтобы сразу разбомбить Берлин, мы всего лишь разбрасывали дурацкие листовки{439}. И все же я уверен, что все англичане были восторге от этого жеста (мы были бы в восторге, даже если бы уже тогда знали, какая чушь понаписана в листовках), потому что мы воспринимали это как демонстрацию, что с народом Германии мы не ссоримся. С другой стороны, в книге, которую мы только что опубликовали, Хаффнер{440} заявляет, что с нашей стороны безумие позволять ирландцам удерживать жизненно важные базы и что нам следует попросту без лишних слов забрать эти базы. Он говорит, что вся Европа смеется над тем, как мы позволяем псевдонезависимой стране вроде Ирландии нас дурачить. Вот вам европейский взгляд, с полным непониманием англоговорящих народов. Вообще-то, если бы мы захватили ирландские базы силой, без долгой предварительной пропаганды, реакция общественного мнения не только в США, но и в Англии была бы катастрофической.

Мне не нравится тон официальных высказываний об Абиссинии. Они бормочут, что после возвращения императора там понадобится британский «резидент», как при дворах индийских раджей. Реакция может оказаться чудовищной, если мы допустим, чтобы хотя бы предположительно было сказано: мы забираем Абиссинию себе. Если итальянцев удается выгнать оттуда{441}, у нас есть шанс сделать замечательный жест, убедительно продемонстрировав, что мы боремся не только ради собственной корысти. Это вызовет отклик во всем мире. Но хватит ли им духа и достоинства поступить так? Уверенности нет. Можно предвидеть благовидные предлоги, которые пойдут в ход, чтобы присвоить Абиссинию себе, весь этот вздор о рабстве и т. д., и т. д.

Существенное число немецких самолетов сбито в последние несколько ночей, возможно потому, что ночи были ясные и благоприятные для истребителей, но все взволнованно говорят о каком-то «секретном оружии», которое было пущено в ход. Распространенный слух – это сеть из проволоки, которую забрасывают в небо и в ней запутываются самолеты{442}.

20.3.41

Довольно сильные налеты прошлой ночью, но сбит только один самолет, так что, очевидно, слухи о «секретном оружии» оказались вздором. Много бомб в Гринвиче, одна в тот момент, когда я говорил с Э[йлин] по телефону. Внезапная пауза в беседе и дребезжащий звук.

Я: Что это?

Она: Да просто окна разбились{443}.

Бомба упала в парке напротив дома, перебила кабель аэростата заграждения, были ранены один человек из охраны аэростата и один ополченец. Гринвичская церковь загорелась, люди оставались в убежище в крипте, огонь бушевал над их головами, и вода протекала к ним, а они не пытались выйти, пока их не заставили сторожа.

Немецкий консул в Танжере (впервые с 1914-го). По-видимому, уступая американскому мнению, мы намерены пропускать больше продуктов во Францию. Даже если будет назначена какая-то нейтральная комиссия для надзора за этим, это не поможет французам. Немцы просто оставят им столько хлеба и т. д., сколько мы пришлем, и конфискуют равное количество в другом месте. Даже пока мы готовимся пропустить корабли с продуктами, нет никаких признаков, чтобы правительство потребовало что-то взамен, напр. изгнать немецких агентов из Северной Африки. Верным решением было бы дождаться, пока Франция не окажется на краю голода и, соответственно, не пошатнется правительство Петена, а тогда послать им действительно большой запас пищи в обмен на какие-то существенные уступки, напр. сдачу крупных боевых единиц французского флота. Но разумеется, в настоящее время подобного рода политика совершенно немыслима. Если б только знать наверное: –, – и все прочие такого сорта – предатели или всего лишь дураки.