Дневники

Говорят, в редакции «Нью стейтсмен» серьезные раздоры по вопросу второго фронта{530}. После того как он год верещал, что мы обязаны сейчас же открыть второй фронт, Кингсли Мартин{531} теперь вдруг струсил. Он говорит, что теперь считают, армии нельзя доверять, солдаты станут стрелять офицерам в спину и т. д., – и все это после того, как во время войны постарался внушить солдатам недоверие к офицерам. Я же, со своей стороны, думаю, что какой-то второй фронт определенно планируется, по крайней мере если удастся собрать достаточно кораблей.

7.6.42

«Санди экспресс» также разочаровалась во втором фронте. Официальная линия теперь, по-видимому, состоит в том, что воздушные налеты и есть наш второй фронт. Очевидно, из правительства поступила какая-то инструкция газетам, чтобы они обходили эту тему. [Если правительство всего лишь хочет прекратить распространение вводящих в заблуждение слухов, вопрос в том, почему же их не попросили замолчать раньше.] Остается вероятность, что теперь вторжение уже точно назначено, и газетам вменено выступать против второго фронта, чтобы сбить противника со следа. В лабиринте лжи, где мы ныне живем, единственное объяснение, в которое никто не верит, – это очевидность. [Ср. рассказ Дэвида Астора о двух немецких евреях, встретившихся в поезде.

Первый еврей: Куда ты едешь?

Второй еврей: В Берлин.

Первый еврей: Лжец! Ты говоришь так лишь затем, чтобы меня обмануть. Ты же знаешь, если скажешь, что едешь в Берлин, то я подумаю, что ты едешь в Лейпциг, а на самом деле ты, подлец, действительно едешь в Берлин!]

В прошлый вторник [2 июня 1942-го] провел долгий вечер с Криппсом (который выразил желание пообщаться с какими-то представителями литературы). Были Эмпсон, Джек Коммон, Дэвид Оуэн, Норман Кэмерон, Гай Берджесс{532} и еще один человек (чиновник), чье имя я не разобрал. Около 2½ часов, и без выпивки. Обычный бессвязный разговор. Криппс, однако, очень человеческий и готов слушать. Лучше всего спорил с ним Джек Коммон. Криппс говорил некоторые вещи, которые меня удивили и немного напугали. В том числе, что многие люди, чье мнение стоит принять во внимание, уверены, что война закончится к октябрю, т. е. Германия к тому времени будет раздавлена. Когда я сказал, что я бы воспринял это как в чистом виде катастрофу (потому что, если бы войну удалось так легко выиграть, здесь бы не произошло настоящего восстания и американские миллионеры усидели бы на своих местах), он, видимо, не понял. Он сказал, что, как только война будет выиграна, уцелевшие великие державы все равно должны будут править миром как целым, и, видимо, он не понимает, какая разница, капиталистическими будут эти великие державы или социалистическими[65]. [И Дэвид Оуэн, и тот человек, чьего имени я не знаю, его поддержали.] Я понял, что противостою официальной точке зрения, которая рассматривает все что угодно как проблему управления и не осознает, что в какой-то момент, т. е. когда под угрозой оказываются определенные экономические интересы, гражданские чувства исчезают. [Основная предпосылка, из которой исходят эти люди, – что все хотят, чтобы мир функционировал как следует, и постараются изо всех сил вращать эти шестеренки. Они не понимают, что большинство обладающих властью плевать хотели на весь мир и думают лишь о том, как обогатиться самим.] Не могу избавиться от ощущения, что Криппс уже коррумпирован. Не деньгами или чем-то вроде и даже не лестью и ощущением своей власти, к чему он, по всей вероятности, искренне равнодушен, а самой ответственностью, которая автоматически делает человека пугливым. Кроме того, как только достигаешь власти, горизонт сужается. Вероятно, то, что видно с высоты птичьего полета, столь же искажено, как то, что видит перед собой червь.

[Уинтрингем отрицает, что «Томас Рейнборо» – это он, и, я думаю, наверное, говорит правду. Если не Уинтрингем, это может быть лорд Уинстер (командор Флетчер{533}).]

10.6.42