Читаем Дневники полностью

То, что я делаю, – не увидишь и в микроскопе. И буду делать, и ему радоваться. И не увижу ничего глазами, и ничего. И не увижу и Диминого здесь восстания, прозрения, возвращения к себе, и ничего. То есть иду на это, готова на это. Готова, что так он и будет сидеть в Варшаве, с савинковской «Свободой», по-савинковски ненавидя всех, и не узнает правды. Готова. Но не лгу, хочу, чтоб так не было. Но готова.

Нет, не могу сказать. Просто нету для этого выражения.

А если благость в том, чтоб не желать ему прозрения? Ведь он мне никогда не простит, что не он, а я была права?

Совсем запуталась.

Одно знаю: Савинков – пустота, нестрашная только для того, кто ее видит, осязает. Его нет и, главное, не было никогда. (Если нет, то и не было.)

И вся моя боль от этого не за него (еще бы!), не за себя (что мне я!), а только за тебя, Дима. Да какая!

Но не от тебя, милый, боль моя. Я не обижаюсь на тебя. Разве ты виноват?


А иной раз бунт одолевает. Ох какой! Никого не боюсь, ни тебя, Дима, ни за тебя, все мне равно, так бы, такими бы словами последними выругаться, на «благость» смотрю как на «елей».

Да нет, знаю, это старая слабость. Если б не слабость, были бы строгие, и крепкие, и ясные слова, а ведь нет же их?

Да и не слова, а такой бы нож, и не задумалась бы я отрезать тебя от Савинкова, чего бы это ни стоило. Ты бы выздоровел или умер, а о Савинкове я, конечно, не думаю – о пустоте-то!

Я знаю, что и тогда бы ты не выздоровел вполне. Ты никогда не имел бы силы вернуться к прежнему (вечному). Даже и тогда. Но этого не нужно. Т. е. нужно, но на это я не посмотрела бы. Лишь бы выздоровел ты хоть немного.

Т.е.: я знаю, что ты и отрезанный от Савинкова – никогда не простишь мне, что я была права. Именно это, а не то, что я была так виновата (этого я себе не прощу).

Но чужой правоты почти никто не может простить.

Какая боль, какая боль.


Ноябрь 1924

Неужели? Неужели это совершилось? Дима, Бог рассудил, как я не думала. Как я счастлива эти дни. Я тебя видела, тебя выздоровевшего или выздоравливающего. После этих недель невероятного кошмара с Савинковым (за тебя все) – какая нечаянная радость! Эта книжка смысл потеряла. Так, для памяти, для себя. Чтоб «говорила же я…». А это и не нужно вовсе.

Вместо Савинкова – обнаружилось пустое, гадкое место, и я считаю чудом, совершившимся для тебя, что эта пустота обнаружилась, что ты мог увидеть.

Благодарение Богу за тебя, я знала, что ты не погибнешь «там», но какое счастье, что это дано здесь!

И если даже рана твоя болит и ты скрываешь боль напряжением воли, – ничего, ничего! Все будет, т. е. все уже есть, ибо ты – ты\


Май 1925

Савинков погиб?

Да, я думаю, погиб. На меня это не произвело впечатления. Убил ли он себя или что вообще случилось – не все ли равно?

Ведь он уже годы как умер. Да и был ли когда-нибудь?

Дима, да ты все-таки не простишь мне (или не забудешь), что я была права.


1936

Да, это пришло слишком поздно (для Димы).

Указатель

А., см. Андреев Леонид Николаевич

Авксентьев Николай Дмитриевич (1878–1943), публицист, один из лидеров партии эсеров, министр внутренних дел Временного правительства, председатель Предпарламента, с 1918 г. в эмиграции – 157, 180, 184, 209, 213, 261, 280, 293, 301, 305, 311, 333, 475

Аггеев Константин Маркович (1868–1920), священник, духовный писатель, член совета Всероссийского демократического союза духовенства и мирян – 147–149, 155

Аджемов Моисей Сергеевич (1878–1950), юрист, врач, публицист, кадет, депутат Государственной Думы II, III и IV созывов, в эмиграции – 94

Александр III (1845–1894), император (1881–1894) – 108, 218

Александра Федоровна (1872–1918), императрица – 93, 144, 358

Алексеев Михаил Васильевич (1857–1918), генерал, начальник штаба Ставки (1915), верховный главнокомандующий (1917) – 112, 115, 144, 198, 201, 219

Амалия, см. Фондаминская Амалия Осиповна

Амфитеатров Александр Валентинович (1862–1938), публицист, фельетонист, литературный и театральный критик, драматург – 210, 345, 365

Андреев Леонид Николаевич (1871–1919), писатель, с 1918 г. в эмиграции – 67, 149, 405

Андреева Мария Федоровна (1872–1953), вторая жена М.Горького, актриса МХТ, член РСДРП, заведующая художественно-промышленным отделом советского торгпредства в Германии (1926) – 255, 357, 393

Андреевский Сергей Аркадьевич (1847–1918), поэт, литературный критик, юрист – 360

Перейти на страницу:

Все книги серии Биографии и мемуары

Похожие книги

100 знаменитых тиранов
100 знаменитых тиранов

Слово «тиран» возникло на заре истории и, как считают ученые, имеет лидийское или фригийское происхождение. В переводе оно означает «повелитель». По прошествии веков это понятие приобрело очень широкое звучание и в наши дни чаще всего используется в переносном значении и подразумевает правление, основанное на деспотизме, а тиранами именуют правителей, власть которых основана на произволе и насилии, а также жестоких, властных людей, мучителей.Среди героев этой книги много государственных и политических деятелей. О них рассказывается в разделах «Тираны-реформаторы» и «Тираны «просвещенные» и «великодушные»». Учитывая, что многие служители религии оказывали огромное влияние на мировую политику и политику отдельных государств, им посвящен самостоятельный раздел «Узурпаторы Божественного замысла». И, наконец, раздел «Провинциальные тираны» повествует об исторических личностях, масштабы деятельности которых были ограничены небольшими территориями, но которые погубили множество людей в силу неограниченности своей тиранической власти.

Валентина Валентиновна Мирошникова , Илья Яковлевич Вагман , Наталья Владимировна Вукина

Биографии и Мемуары / Документальное
10 мифов о Гитлере
10 мифов о Гитлере

Текла ли в жилах Гитлера еврейская кровь? Обладал ли он магической силой? Имел ли психические и сексуальные отклонения? Правы ли военачальники Третьего Рейха, утверждавшие, что фюрер помешал им выиграть войну? Удалось ли ему после поражения бежать в Южную Америку или Антарктиду?..Нас потчуют мифами о Гитлере вот уже две трети века. До сих пор его представляют «бездарным мазилой» и тупым ефрейтором, волей случая дорвавшимся до власти, бесноватым ничтожеством с психологией мелкого лавочника, по любому поводу впадающим в истерику и брызжущим ядовитой слюной… На страницах этой книги предстает совсем другой Гитлер — талантливый художник, незаурядный политик, выдающийся стратег — порой на грани гениальности. Это — первая серьезная попытка взглянуть на фюрера непредвзято и беспристрастно, без идеологических шор и дежурных проклятий. Потому что ВРАГА НАДО ЗНАТЬ! Потому что видеть его сильные стороны — не значит его оправдывать! Потому что, принижая Гитлера, мы принижаем и подвиг наших дедов, победивших самого одаренного и страшного противника от начала времен!

Александр Клинге

Биографии и Мемуары / Документальное