То, что я делаю, – не увидишь и в микроскопе. И буду делать, и ему радоваться. И не увижу ничего глазами, и ничего. И не увижу и Диминого здесь восстания, прозрения, возвращения к себе, и ничего. То есть иду на это, готова на это. Готова, что так он и будет сидеть в Варшаве, с савинковской
Нет, не могу сказать. Просто нету для этого выражения.
А если
Совсем запуталась.
Одно знаю: Савинков – пустота, нестрашная только для того, кто ее видит, осязает. Его
И вся моя боль от этого не за него (еще бы!), не за себя (что мне я!), а только за тебя, Дима. Да какая!
Но не от тебя, милый, боль моя. Я не обижаюсь на тебя. Разве ты виноват?
А иной раз бунт одолевает. Ох какой! Никого не боюсь, ни тебя, Дима, ни за тебя, все мне равно, так бы, такими бы словами последними выругаться, на «благость» смотрю как на «елей».
Да нет, знаю, это старая слабость. Если б не слабость, были бы строгие, и крепкие, и ясные слова, а ведь нет же их?
Да и не слова, а такой бы нож, и не задумалась бы я отрезать тебя от Савинкова, чего бы это ни стоило. Ты бы выздоровел или умер, а о Савинкове я, конечно, не думаю – о пустоте-то!
Я знаю, что и тогда бы ты не выздоровел
Т.е.: я знаю, что ты и отрезанный от Савинкова – никогда не простишь мне,
Но чужой правоты почти никто не может простить.
Какая боль, какая боль.
Неужели? Неужели это совершилось? Дима, Бог рассудил, как я не думала. Как я счастлива эти дни. Я тебя видела, тебя выздоровевшего или выздоравливающего. После этих недель невероятного кошмара с Савинковым (за тебя все) – какая нечаянная радость! Эта книжка смысл потеряла. Так, для памяти, для себя. Чтоб «говорила же я…». А это и не нужно вовсе.
Вместо Савинкова –
Благодарение Богу за тебя, я знала, что ты не погибнешь «там», но какое счастье, что это дано здесь!
И если даже рана твоя болит и ты скрываешь боль напряжением воли, – ничего, ничего! Все будет, т. е. все уже есть, ибо
Савинков погиб?
Да, я думаю, погиб. На меня это не произвело впечатления. Убил ли он себя или что вообще случилось – не все ли равно?
Ведь он уже годы как умер. Да и был ли когда-нибудь?
Дима, да ты все-таки не простишь мне (или не забудешь),
Да, это пришло
Указатель
А.,
см. Андреев Леонид НиколаевичАвксентьев Николай Дмитриевич
(1878–1943), публицист, один из лидеров партии эсеров, министр внутренних дел Временного правительства, председатель Предпарламента, с 1918 г. в эмиграции – 157, 180, 184, 209, 213, 261, 280, 293, 301, 305, 311, 333, 475Аггеев Константин Маркович
(1868–1920), священник, духовный писатель, член совета Всероссийского демократического союза духовенства и мирян – 147–149, 155Аджемов Моисей Сергеевич
(1878–1950), юрист, врач, публицист, кадет, депутат Государственной Думы II, III и IV созывов, в эмиграции – 94Александр III (1845–1894),
император (1881–1894) – 108, 218Александра Федоровна (1872–1918),
императрица – 93, 144, 358Алексеев Михаил Васильевич (1857–1918),
генерал, начальник штаба Ставки (1915), верховный главнокомандующий (1917) – 112, 115, 144, 198, 201, 219Амалия,
см. Фондаминская Амалия ОсиповнаАмфитеатров Александр Валентинович (1862–1938),
публицист, фельетонист, литературный и театральный критик, драматург – 210, 345, 365Андреев Леонид Николаевич (1871–1919),
писатель, с 1918 г. в эмиграции – 67, 149, 405Андреева Мария Федоровна
(1872–1953), вторая жена М.Горького, актриса МХТ, член РСДРП, заведующая художественно-промышленным отделом советского торгпредства в Германии (1926) – 255, 357, 393Андреевский Сергей Аркадьевич
(1847–1918), поэт, литературный критик, юрист – 360