Дневники

Иностранная «нота», как бы от всего правительства, но явно составленная Милюковым (голову даю на отсечение), возбудила страсти совершенно ненужным образом. Было соединенное заседание правительства и Сов. р. и с., после чего правительство дало «разъяснение», весьма жалкое.

Кажется, положение острое. (Издали.)

2 мая

Однако дела неважны. Здесь – забастовки, с самыми неумеренными требованиями, которые длятся, длятся и кончаются тем, что «Совет» грозит: «У нас 600 штыков!», после чего «требования принимаются».

В Петербурге 21-го было побоище. Вооруженные рабочие стреляли в безоружных солдат.

Мы знаем здесь… почти ничего не знаем. Железнодорожный мост не исправлен. Газеты беспорядочны. Письма запаздывают. Из этого хаоса сведений можно, однако, вывести, что дела ухудшаются: Гучков и Грузинов ушли, в армии плохо, развал самый беспардонный везде. Пожалуй, уж и все правительство ушло во славу ленинцев и черносотенцев.

Тревожно и страшно – вдали. Гораздо хуже, чем там, когда в тот же момент все знаешь и видишь. Тут точно оглох.

4 мая

Беспорядочность сведений продолжается. Знаем, что ушел Милюков (достукался), вместо него Терещенко. Это фигура… никакая, «меценат» и купчик-модерн. Очевидно, его взяли за то, что по-английски хорошо говорит. Вместо Гучкова – сам Керенский. Это похоже на хорошее. Одна рука у него освободилась. Теперь он может поднять свой голос.

«Побединцы» в унынии и панике. Но я далеко еще не в унынии и от войны. Весь вопрос, будет ли Керенский действовать обеими руками. И найдет ли он себе необходимых помощников в этом деле. Он один в верной линии, но он – один.

9 мая

В Петербурге уже «коалиционное» министерство. Чернов (гм! гм!), Скобелев (глупый человек), Церетели (порядочный, но мямля) и Пешехонов (литератор!).

Посмотрим, что будет. Нельзя же с этих пор падать в уныние. Или так вихляться под настроением, как Дмитрий.

20 мая, суббота

Завтра Троица. Погода сырая. Путь не восстановлен. Телеграфа нет из-за снежной бури по всей России.

При общем тяжелом положении тыла, при смутном состоянии фронта, – жить здесь трудно. Но не поддаюсь тяжести. Это был бы грех сознания.

Керенский военный министр. Пока что – он действует отлично. Не совсем так, как я себе рисовала, отчетливых действий «обеими руками» я не вижу (может быть, отсюда не вижу?), но говорит он о войне прекрасно.

О Милюкове и Гучкове теперь все – благородные и хамы, улица, интеллигенты и партийники – говорят то, что я говорила несколько лет подряд (а теперь не стала бы говорить). Обрадовались! Нашли время! Теперь поздно. Ненужно.

Кающийся кадет, министр Некрасов, только что болтал где-то о «бесполезности правого блока». (Этого Некрасова я знаю. Бывал у нас. Считался «левым» кадетом. Не замечателен. Кажется, очень хитрый и без стержня.)

Милюков остался совершенно в том же состоянии. Ни разучился, ни научился. Сейчас, уязвленный, сидит у себя и новому правительству верит «постольку-посколь-ку…». Ну, Бог с ним. Жаль ведь не его. Жаль того, что он имеет и что не умеет отдать России.

Керенский – настоящий человек на настоящем месте. The right man on the right place, как говорят умные англичане. Или – the right man on the right moment'? А если только for one moment? He будем загадывать. Во всяком случае он имеет право говорить о войне, за войну – именно потому, что он против войны (как таковой). Он был «пораженцем» – по глупой терминологии «побединцев». (И меня звали «пораженкой».)

18 июня, воскресенье

Через неделю, вероятно, уедем. Положение тяжелое. Знаем это из кучи газет, из петербургских писем, из атмосферного ощущения.

Вот главное: «коалиционное» министерство, совершенно так же, как и первое, власти не имеет. Везде разруха, развал, распущенность. «Большевизм» пришелся по нраву нашей темной, невежественной, развращенной рабством и войной массе.

Началась «вольница», дезертирство. Начались разные «республики» – Кронштадт, Царицын, Новороссийск, Кирсанов и т. д. В Петербурге «налеты» и «захваты», на фронте разложение, неповиновение и бунты. Керенский неутомимо разъезжает по фронту и подправляет дела то там, то здесь, но ведь это же невозможно! Ведь он должен создать систему, ведь его не хватит, и никого одного не может хватить.

В тылу – забастовки, тупые и грабительские – преступные в данный момент. Украйна и Финляндия самовольно грозят отложиться. Совет раб. и с. депутатов, даже общий съезд Советов почти так же бессильны, как правительство, ибо силою вещей поправели и отмежевываются от «большевиков». Последние на 10 июня назначили вооруженную демонстрацию, тайно подготовив кронштадтцев, анархистов, тысячи рабочих и т. д. Съезд Советов вместе с правительством заседали всю ночь, достигли отмены этой страшной «демонстрации» с лозунгом «Долой всё», предотвратили смертоубийство, но… только на этот раз, конечно. Против тупого и животного бунта нельзя долго держаться увещаниями. А бунт подымается именно бессмысленный и тупой.