Ничего особенного, ешьте сидите. Просто приезжало телевидение, снимало про всю нашу семью.
Никодим Александрович:
Вот теперь покажут, какой образец подражания ваша маманька.
Любовь Николаевна:
Никодим Александрович! И вам с добрым утром! Так, кто из вас дверь не закрыл?
Алексашка:
Он.
Любовь Николаевна:
Эх вы!
Никодим Александрович:
Да ладно вам, Любочка, я же не просто так пришел. Я к вам по делу. Сегодня мадам Грицацуева собирается деток ваших назад захапать. Что делать собираетесь?
Любовь Николаевна:
Не отдам!
Никодим Александрович:
Вот и правильно! Нечего тут барские морды баловать. И так слишком нажились на бедных созданиях. Эх, нет на них Сталина. Он бы им быстро мозги вправил.
Любовь Николаевна:
Ну вот, опять вы начинаете. Хотя бы не при детях.
Никодим Александрович:
Кстати, сегодня я наконец-то получил весточку.
Любовь Николаевна:
Вы серьезно?
Никодим Александрович:
Абсолютно. Сегодня, только что письмо пришло. От них самих. Уведомляют-с, что заявление одобрено-с и что можно будет через каких-то неделю-две явиться в суд для рассмотрения моего дела.
Любовь Николаевна:
Какая радость!!! Господи, наконец-то он услышал мои молитвы.
Никодим Александрович:
Может, отвоюю хотя бы свои десять метров и перестану жить в подсобке у этой Грицацуевой. Да и уволюсь к чертовой бабушке из ее бедлама.
Любовь Николаевна:
Вот и правильно! Вот и правильно, Никодим Александрович. Правда, на вашей стороне. А мы все придем к вам на суд. Придем же?!
Хором:
Да!!!
Леша:
Дядя Дима, вы не переживайте. Ваша так называемая дочка еще может оказаться никакой и не дочкой, и вы спокойно отвоюете и всю свою квартиру. А мы поможем.
Любовь Николаевна:
Леша!
Леша:
Простите.
Никодим Александрович:
Ничего. Я уже свыкся, что я человек без роду без племени.
Любовь Николаевна:
Вы простите моих оболтусов. Они не со зла болтают. Я не думаю, что ваша жена врала бы вам о том, что Настя – ваша дочь.
Никодим Александрович:
Мне же хуже. А она стала бы. Вы уж поверьте. Эта гадина мне всю кровь и попила, а потом смылась. А через какое-то время вторую подослала. Которая меня из последнего угла выгнала.
Алексашка:
Дядя Дима, вы не переживайте. Мы вас любим. Если хотите, вы можете у нас остаться. Мама против не будет. Правда, мам? Давай дядю Диму у нас оставим?! Пожалуйста! Зато ему не нужно будет с той мымрой судиться. Женись на нем.
Юля:
Сашка, не болтай!
Любовь Николаевна:
Действительно, не болтайте! Идите лучше поиграйте. Но не так, чтобы вас потом с собаками искать. Наташа, Леша – вас касается. Вы в ответе.
Леша:
Хорошо-хорошо.
Уходят.
Никодим Александрович:
Что вы думаете?
Любовь Николаевна:
А что я думаю? Не верну я их просто-напросто. Сегодня же пойду и напишу заявление о том, что хочу оформить опекунство еще на троих.
Никодим Александрович:
Простите, но я боюсь, что вам попросту не отдадут их.
Любовь Николаевна:
Это еще почему? Я что, плохая мать? Пусть Бог моих девочек отобрал. Но я вырастила шестерых приемных. Двое из них уже имеют свои семьи, и внуки зовут меня бабушкой. Меня, а не тех плодоносящих потаскушек, которые только и умеют, как спариваться, рожать и выкидывать детей на улицу. Я считаю, что родители в ответе перед своими детьми, а дети – перед своими родителями. Это правильно. Если это выходит за рамки, значит, это не семья. Значит не нужно вообще рожать детей и браться их воспитывать.
Никодим Александрович:
Я полностью с вами согласен, Любочка, но как вы объясните это Галине Николаевне?
Любовь Николаевна:
Никак не объясню. Она замдиректора этого злосчастного приюта всего-навсего.
Никодим Александрович:
Но права-то имеет.
Любовь Николаевна:
Имеет, конечно, но только как соцработник. А если я приду и скажу, что я гражданка РФ, хочу, могу и имею право их воспитывать, растить, обувать. Уж лапшу я им на тарелку смогу положить, топчанку застелю и шнурки подвяжу, чтобы нос не расквасили. А что еще нужно для счастья ребенка? Только забота и любовь! А то, что у меня руки в наколках, в носу пирсинг – я что, не имею теперь права на то, чтобы детей воспитывать? Мой покойник за мной с плоскогубцами бегал, чтобы выдрать это железо и подшучивал надо мной, что я хуже металлолома, меня можно в ломбард сдавать, а потом выкупать.
Никодим Александрович:
Простите, а для чего вы это, ну… на себя накололи?