Дневники и письма комсомольцев

Любили ее в госпитале все, не говоря уже о тех, кто находился с ней в одной палате. Такие люди, как она, не забываются и из памяти не изглаживаются. Это настоящая гордость нашей Красной Армии.

После Вашего письма Лидочка подала рапорт, чтобы разрешили Вам приехать. Ее просьбу удовлетворили, но теперь уже поздно — смерть ворвалась, и остановить ее было уже невозможно.

Умирая, она просила написать в часть, чтобы ее ордена переслали Вам. Я это исполнила, написала.

Не отчаивайтесь, Лиичка. Я вместе с Вами разделяю тяжелую утрату.

С приветом Сидорова.

31. 1. 1945 г.

Публикация Г. Головиной

ИСМАИЛ ШИХЛЫ ДЕНЬ ЗА ДНЕМ

Перед нами удивительный документ, написанный на войне и родившийся из войны. День за днем, шаг за шагом фиксирует двадцатидвухлетний педагог, азербайджанец Исмаил Шихлы три года войны, от призыва до возвращения домой после победы. С благородной сдержанностью передано в нем все, что выстрадано, пережито, с чем автор стоял лицом к лицу. Никакой патетики; деловитый тон, немногословность. Но сколько стоит героического за каждым скупым словом, за короткой записью с названием пункта, где шли бои, за торопливой пометкой: отстояли, взяли, наступаем…

Дневник комсомольца Исмаила Шихлы наполняет нас великой гордостью за советского человека; заключенный в нем оптимизм — тот, каким жили мы в годы тяжких испытаний. Это яркая грань народной души, вместе с мужеством и геройством она составляет суть обобщенного образа воина, начавшего свой ратный путь неопытным юнцом и окончившего его закаленным в огнях сражений мудрым двадцатидвухлетним воином.

_____

17. IX.42

В полночь, провожаемые родителями, сестрами и подругами, покинули родной Казах.

18. IX.42

Вчера в пятом часу отправились из Акстафы. Ехали с шутками, думая-гадая о том, что нас ждет.

Прибыли на станцию Баладжары. Первым делом засели за письма домой.

24. IX.42

Соорудили себе нечто вроде шалаша. Понатаскали соломы, травы, кукурузных стеблей.

22. Х.42

Семнадцатого числа вернулись с работ. Пришли в свою соломенную хижину. На дворе моросило, промокли. Чтобы обсушиться, развели костер. Скинул телогрейку, разулся. Отогрелся. Взял бумагу, ручку, собираюсь написать домой. И тут вдруг вспыхнул шалаш. Товарищи с криком-шумом повыскакивали вон. Меня окутало пламя. Выбежал, задыхаясь. Пожар потушили. У меня сгорели ватник, ботинки, еще кое-что из одежды. Что будет дальше? Донимает холодный северный ветер. Днем работаем под дождем, ночью спим в мокрой одежде. Костер разводить не разрешают. От холода долго не можем уснуть.

27. Х.42

Если ребенка разлучить с матерью, он плачет, слезы так и катятся по щекам. Но едва снова приникнет к материнской груди, — смотришь, уже стих. Сердечко успокаивается. Мы — взрослые, но как хотелось бы побыть около матери…

30.3.42

Вчера получили зарплату. По 27 рублей. И то истратили на грецкие орехи, когда пошли в город, в баню.

2. XI.42

Шахин болел, ездил на побывку. Теперь вернулся от своих. Привез нужные мне вещи. Передал мне письмо отца, со стихами. Прочел стихи, ощутил биение отцовского сердца, тоскующего по сыну, и ком подступил к горлу. Мне казалось, что отец ко мне холоден. Видать, ошибался. Он раньше, оказывается, хотел приехать ко мне, но его не пустили. Шахин говорит, что моя мать очень страдает… Увидеть бы тебя, мама, хоть один раз…

4. XI.42.

Фронт надвигается на Тбилиси, то есть подходит и к нашим краям.

7. XII.42

Тбилиси. Спим на станции, примостившись на камнях. Ждем эшелон.

9. XII.42

Выехали из Тбилиси. Город произвел на меня странное впечатление: беспризорные дети, снующие командиры, матросы, отправляющиеся на фронт, люди, продающие свой селедочный паек, девушка из Казаха по имени Тамара, обводящая нас печальным взором и раздававшая нам яблоки, воспоминания о старом Шейтан-базаре…

10. XII.42

Наконец доехали до Сухуми. Несмотря на зимнюю пору, Сухуми подобен невесте в ярком зеленом наряде. Ночь пробыли в Сухуми.