Дорогой господин Дюран,
Получил Ваше письмо, адресованное сюда, равно как и первое, посланное в Париж, а сегодня утром пришло письмо от г-на Депо, который сообщает мне о Вашем решении и о том, что Вы намекнули ему на возможность непосредственного обмена с Вами; это меня очень удивило, так как мне-тο Вы написали, что и для Вас, и для меня лучше ничего не обещать и ничего не делать. Очень хотел бы услышать от Вас, как именно все обстоит, потому что я хотел бы заполучить обратно это полотно с индюшками, а также потому, что я согласился на предложение г-на Депо обменять его на два любых полотна, кроме видов Лондона и «Садов». Отказываться от данного слова — не в моих привычках, и мне, в общем, не хотелось бы выглядеть индюком из фарса, коль скоро речь и без того идет об индюшках. Буду рад, если Вы напишете мне об этом.
Дорогой господин Дюран,
Разговоров об обмене «Индюшек» я больше не слыхал, но с меня достаточно знать, что Вы в этом вопросе ничем не связаны. Говорю это на случай, если эта история возобновится и будет иметь какие-либо последствия. Я с головой ушел в работу и впрягся в свои «Лондоны»; когда те из них, которые я хочу выставить, будут закончены, я дам Вам знать, и на этот раз Вы сможете сделать окончательный выбор.
Дорогой господин Дюран,
Нет, я не в Лондоне — там я только мысленно, а сам вовсю работаю над своими полотнами, которые достаются мне нелегко. Лица, запросившего у Вас мой адрес, я не знаю, но адрес Вы ему дать можете.
Не могу Вам послать ни одного «Лондона», потому что работа, которой я сейчас занят, требует, чтобы у меня перед глазами была вся серия; кроме того, признаюсь честно: ни одно из этих полотен окончательно не завершено. Я работаю одновременно над всеми ними или над значительной частью их и еще не знаю, сколько я смогу выставить, так как то, чем я сейчас занят, — сложная штука. Сегодня я удовлетворен, а завтра мне опять ничто не нравится; но, разумеется, кое-что недурное все же есть. Кстати, не будете ли Вы любезны порыться в своих каталогах и выяснить, сколько полотен фигурировало на моей последней выставке — я имею в виду «Кувшинки». Из этого числа я и буду исходить.
Дорогой господин Дюран,
Мое молчание, вероятно, наводит Вас на мысль, что я наконец удовлетворен своей работой и вскоре появлюсь у Вас вместе с полотнами. Увы, дело обстоит не так. Я выбился из сил и разочарован еще больше, чем обычно, хоть и не перестаю работать; но больше всего мне нужно сейчас отдохнуть, пока не наступит хорошая погода и я не начну вновь писать с натуры. Это будет мое последнее усилие, и оно покажет, годен ли я еще на что-нибудь или нет. Сейчас основное — перестать надрываться над «Лондонами», о которых я не желаю даже думать. Вы тоже не думайте и не заговаривайте со мной о них; если ж Вам хочется иметь только их, сообщите, сколько я Вам задолжал, и я немедленно расплачусь, а все дела отложим на потом, когда — вернее, если — мне удастся сделать что-нибудь хорошее.
5
Дорогой господин Дюран,
… Все эти события, вкупе с отвратительной погодой, которая стояла летом, не слишком благоприятствовали моей работе, хотя все лето, в перерывах между ливнями, я надрывался у мольберта, но это были только этюды и поиски, хотя, как мне кажется, они тоже принесут плоды. Поскольку мы с Вами давно не виделись, должен Вам сказать, что все эти месяцы, как, впрочем, и всегда, я отказывался продавать кому бы то ни было свои виды Лондона; а так как мне с ними не дают покоя и я уже начинаю ощущать дурные последствия своих постоянных отказов, я был бы очень рад узнать, каковы Ваши намерения на этот счет. Не могу же я вечно отвечать, что эти полотна обещаны Вам.
Кроме того [боюсь], как бы Вы по той или иной причине не изменили своего решения.
Итак, будьте добры, ответьте, а заодно сообщите, что у Вас нового.
Дорогой господин Дюран,
Получил Ваше письмо, равно как приложенный к нему чек на десять тысяч франков. Благодарю Вас за него, но предпочту воспользоваться им лишь после того, как Вы объясните мне смысл своего письма.