Дневники импрессионистов

Сейчас кажется совершенно невероятным, чтобы выставка, на которой были представлены подобные произведения, могла вызвать такие нападки, но общественное мнение было тогда так восстановлено против опасных новаторов, что публика шла на выставку с твердым намерением посмеяться и не давала себе труда смотреть на сами картины. То же произошло и год спустя, когда Моне, Ренуар, мадемуазель Моризо и Сислей решили пустить с аукциона известное количество своих произведений. Эта распродажа, которую я вместе с Пийе провел в марте 1875 г. и на которой фигурировало 20 великолепных полотен Моне, 12 — мадемуазель Моризо, 19 — Ренуара и 21 — Сислея, сопровождалась неописуемыми сценами. В день выставки и во время распродажи Пийе был вынужден вызвать полицейский наряд, чтобы перебранка не переросла в форменное сражение. Публика была так настроена против немногочисленных защитников злополучных экспонирующихся художников, что пыталась сорвать аукцион и встречала воем каждое новое предложение, хотя цены были более чем скромными и выручка от распродажи 73 картин составила всего 11 496 фр. А ведь продавалось замечательное собрание произведений, и за самое слабое из них сегодня дали бы большие деньги. Представление об этой распродаже может дать хотя бы тот факт, что в числе работ Моне экспонировалась «Весна», которая была продана тогда за 205 фр. и которую г-н фон Чуди приобрел впоследствии для Берлинского музея за 40 000 фр.; в числе работ Ренуара — «Источник», который я, по поручению художника, снял для него с аукциона за 110 фр. и который несколько лет тому назад был куплен у меня княгиней де Ваграм за 70 000 фр., и, наконец, «Туалет», приобретенный Дюре за 140 фр. Эта же самая картина, доставшаяся мне за 4200 фр. на распродаже собрания Дюре в 1894 г., была недавно продана нами в Америку за 100 000 фр. За «Источник» сегодня без труда можно было бы выручить 200 000, а то и 300 000 фр. Если бы я не был тогда в положении, вынуждавшем меня к предельной осторожности, эти картины никогда не пошли бы по таким смехотворным ценам. Я поручил бы друзьям поднять на них цены до приличного уровня, как это обычно делается на аукционах, и за отсутствием серьезных конкурентов сам приобрел бы эти вещи, невзирая на насмешки публики.

Мои злополучные друзья, все еще уповавшие на поворот в общественном мнении, не пали духом, и та же группа, которая устроила в 1874 г. пресловутую выставку у Надара, в 1876 г. открыла вторую выставку в моей галерее на улице Лепелетье, в 1877 г. — третью в большом помещении на втором этаже дома № 6 по улице Лепелетье, в 1879 г. — четвертую на авеню Оперы и в 1800 г. — пятую на улице Пирамид. Все эти выставки, где экспонировались целые собрания выдающихся произведений, привлекли не меньше публики, чем выставка 1874 г., но послужили поводом к оскорблениям и насмешкам еще более глупым, чем те, какими была встречена первая попытка импрессионистов.

Эти постоянные неудачи и невозможность повторять вышеописанные дорогостоящие опыты привели к распаду общества импрессионистов, созданного в 1874 г.

В том, что художники новой школы так долго не могли добиться признания и подвергались таким ожесточенным нападкам, нет ничего удивительного: через такие же испытания пришлось пройти и представителям великого поколения 1830 г. Даже в 1870-е гг., после блистательного успеха на распродажах последних лет, талант этих живописцев нашел признание лишь у избранных знатоков, круг которых, правда, расширялся с каждым годом; публика же по-прежнему относилась к ним с предубеждением, а в официальных сферах и в среде художников на них взирали с прежней враждебностью.

Новым доказательством тому явилось голосование жюри при закрытии Салона 1874 г., когда присуждалась почетная медаль. Коро, давным-давно заслуживший ее и выставивший в Салоне три новых шедевра, получил всего три голоса, все остальные были отданы Жерому.

Эта вопиющая несправедливость возмутила всех, кто считал Коро бесспорным и уважаемым главой современной живописи, и они решили в знак протеста поднести художнику от себя ту высокую награду, в которой ему было отказано официально. Создан был комитет под председательством г-на Маркотта, друга Энгра и Делакруа, поручивший изготовление большой почетной медали скульптору Жофруа Дешому, который позднее получил заказ на памятник великому художнику в Виль-д’Авре.

Торжественное вручение медали состоялось в моей галерее на улице Лаффитт и сопровождалось бурным и трогательным выражением симпатии к художнику. Я сам видел, как Коро плакал от волнения.

В следующем году он скончался, почти сразу после Милле. Вскоре за ними последовали Бари, Домье, Диаз, Фромантен, Добиньи, и единственными представителями прославленной плеяды художников остались Жюль Дюпре и Зием.

10 мая 1875 г. я устроил распродажу мастерской Милле. Она дала 321 000 фр., сумму, достаточную для уплаты долгов художника, после чего семье покойного осталось 80 000 фр.