Дневники казачьих офицеров

Как указал выше, я занимал большую залу богатого дома местного мукомола, иногороднего старовера. Моя узкая кровать стояла в углу и не нарушала и стиля залы городского типа, и вместительности. Здесь и был накрыт стол буквой «П» на тридцать персон — около двадцати офицеров и десяти сестер полка. Все заботы об этом взяли на себя сестры. Самая старшая среди них — умная, хозяйственная и авторитетная — была Евдокия Николаевна Колесник.[279]

Собрались. Настроение у офицеров такое, словно перед отъездом под венец невесты, и жаль ее, но это совершающийся факт. С этим надо примириться.

Полковые офицерские веселия у казаков почти все одинаковые — тосты и песни. Степень и красота их зависит от командира полка, традиций полка и состава офицеров. Наличные офицеры довольно хорошо пели. Застрельщиками веселия были полковник Тарарыкин, есаул Булавин, сотник Булавин и хорунжий Галкин. И все же у многих, и у меня лично, проскальзывала грусть — грусть разлуки.

Как всегда в таких случаях, много было тостов и пожеланий. Но, и как всегда, «всему бывает конец»…

Целой гурьбой, на многих санях, веселыми от выпитого, все двинулись на вокзал. Мои лошади были уже в вагоне, прицепленном к пассажирскому поезду. Верный урядник Тимофей Сальников своевременно позаботился об этом.

Со мной в санях несколько офицеров «в поэтическом беспорядке». Адъютант Жагар с кем-то скорчился у ног, за неимением места. Позади, на полозьях, ближайший мой духовный помощник хорунжий Шура Галкин и его друг, армянин Гари Авакьянц — милый приятный Гари. Они интеллигентные люди и отличные певцы и казачьих песен, и романсов. Они, словно преданные гайдуки, склонившись ко мне, своими нежными тенорами поют: «Не уходи, побудь со мною»… и мне от этого становится грустно.

Я еду только до Кавказской. Хочу и я наконец-то, как и все, хоть дня два провести в своей семье с родимой матушкой, с бабушкой, с четырьмя сестрами, с многочисленными племянниками и, может быть, с братьями-офицерами Андреем[280] и Георгием,[281] случайно могущими быть в станице с фронта. Вот какова была жизнь строевого офицера тогда.

С переживанием всех этих чувств, провожаемый офицерами 2-го Хоперского полка, часть своей души я оставлял в этом полку.

Под крики «ура!», под взмахи рук, папах и платочков сестер милосердия наш поезд двинулся на север, к станции Кавказская. Это было 30 января 1920 года.

О наградах (заключение)

Наш путь отступления от Воронежа и до Кубани был отрезком времени, в два с половиной месяца продолжавшимся, и был отрезком расстояния свыше одной тысячи километров.

Будучи мальчиком, когда я читал A.C. Пушкина «Путешествие в Эрзерум», где он писал, что путь от Воронежа и до Ростова он совершил на перекладных, в экипаже, — мне показалось тогда, что этот его путь был бесконечно длинным и утомительным. Мы же его, этот путь, с тяжелыми арьергардными боями совершили в седле. Многое в жизни относительно.

За это время, за эти арьергардные бои, уже с пониженным моральным настроением всех отступающих войск белых армий генерала Деникина — никто из офицеров 2-го Хоперского полка не получил повышения в чине, как и ни один казак полка не был награжден Георгиевским крестом или Георгиевской медалью. Думаю, что так было во всех полках нашей 1-й Кавказской казачьей дивизии.

Для незнакомых с положением по наградному делу сообщаю, что в Добровольческой армии генерала Деникина его приказом (выработанным положением) офицеры не награждались боевыми орденами за отличия, считая, что в Гражданской братоубийственной войне подобное награждение морально недопустимо.

Нижние чины всех рангов, до подхорунжих включительно, награждались за отличия Георгиевскими крестами и медалями. Так было и в Кубанском войске.

Награждать Георгиевскими крестами и медалями было право только командиров корпусов, по представлению подчиненных ему начальников.

Производство в офицеры, как и повышение в чинах, производилось главнокомандующим всеми Вооруженными силами Юга России генералом Деникиным. Исключение составляли Донское и Кубанское войска. В Донском войске, с атаманством генерала П. Н. Краснова с мая 1918 года и образованием своей самостоятельной Донской казачьей армии, право производства в офицеры и повышение в чинах войсковым кругом, конституцией Донского войска дано было войсковому атаману.

В Кубанском войске, по конституции Кубанского края, это право проведено было в жизнь только с начала 1919 года.

Как было в Терском войске — мне не известно.