Дневники казачьих офицеров

Меня волнуют иногда старики. Сидит какой-нибудь седой и бородатый на своем парадном крыльце в широкой белой овчинной бабьей шубе, пригревшись на солнышке, и видит — приближается офицер. Он хочет встать и показать свое ему почтение.

— Сидите, сидите, дедушка!., не вставайте… Здравствуйте! — предупреждаю его и снимаю перед ним папаху.

— Ды… как же!.. — отвечает он, не договорив, что всякому офицеру казак должен отдать воинскую честь.

Идут жестокие бои под Царицыном. Оттуда везут многих убитых казаков. Привезли двух убитых хорунжих-станичников 1-го Кавказского полка, Васю Барыкина и Ваню Гетманова — друзей и сверстников нашего Жоржа-хорунжего.

— Что там с Андрюшей и Жоржем?! — ломая руки и разрываясь от тоски, порою плачет наша самая старшая замужняя сестра Маня. — Убьют… Убьют их! — надрывается она в плаче. — Сердце, ну… вырывается из груди! — твердит она, наша умница и такая чуткая 33-летняя сестра-казачка.

И привезли Жоржа, хорунжего Корниловского конного полка, но… раненого — в третий раз. Увидав его, Маня заплакала от радости. У бабушки и нашей матери — нет уж слез. Все они выплаканы…

— Ну вот, недаром же сердце так ныло, — говорит Маня и уже смеется сквозь слезы.

Урядник Сальников. Подпоручик Астахов

— Сыночек!., тебя хочет видеть какой-то казак! — говорит мне мать, войдя в мою комнату.

С крыльца во двор — я увидел стройного казака в праздничном бешмете, застегнутом на все крючки, и при дорогом серебряном кинжале с поясом. Крупная папаха черного курпея с красным верхом и серебряными галунами на ней говорили, что передо мной стоит урядник, и урядник не простой. Очень смуглое лицо с черными усами по-монгольски, как и лицо чуть монгольское, показались мне что-то знакомыми.

— Здравия желаю, господин полковник! — произнес он сам первый, взяв под козырек, и тут же опустил руку. — Не узнаете, господин полковник? — весело и совершенно запросто спрашивает он, но почтительно и смело.

Я не узнаю его, но что-то все же знакомое мне кажется в нем.

— А помните майские лагерные сборы в 1914 году? Я был малолетком и был в Вашей наезднической команде! Сальников я! — поясняет он.

И я узнал худого длинного джигита станицы Тифлисской на небольшом вороном коне.

— Расскажи, Сальников, расскажи — где и как служил после этого? — дружески спрашиваю его и подаю руку.

— В Конвое Его Величества!.. Я старший урядник, а теперь в Кавказской запасной сотне, — говорит-докладывает он. — А сейчас, господин полковник, по старинке прошу взять меня к себе конным вестовым, — вдруг огорошивает он меня.

— Ка-ак?.. гвардейца, старшего урядника и вестовым? — перебиваю я его. — Не стыдно ли?

— Господин полковник!.. Все это не в счет!.. Теперь все так перепутано… Я Вам докладываю лишь свое желание. У меня отличный конь, и Вы мною останетесь довольны! Вы же меня знаете по 14-му году, по лагерям. Я теперь в тылу и хочу идти с Вами на фронт, — говорит он, бравый и, видно, умный урядник, моложе меня одним годом по рождению.

Я никак не мог понять его столь странного желания! Даже неприличного вообще для урядника, а для «гвардейца», как их называли в станицах, — в особенности. Но он так настойчиво просил, что я согласился. И не пожалел потом.

Мой отпуск окончен. Погрузив лошадей с Сальниковым, прибыли в Армавир. Мы двигаемся в Майкоп, куда уже переброшен пеший 3-й Уманский полк. Здесь надо менять вагоны, но их нет… Иду к коменданту станции Армавир. Подпоручик в темных очках и в красной комендантской фуражке встал и, вытянувшись за столом в положение «смирно», спросил:

— Что Вам угодно, господин полковник?

Выслушав, что я с лошадьми двигаюсь на Майкоп и что мне нужен вагон, он ответил, что «вагонов нет». А потом добавил: «Пройдемте со мною».

Мы выходим из его служебного кабинета и вместе идем к пустынному концу платформы. Там он останавливается, снимает свои темные очки и весело произносит:

— Здравия желаю, господин полковник!

— Астахов?., что это такое?., что за наряд у Вас?., как Вы попали сюда?., почему Вы в темных очках? — забросал я его вопросами.

Астахов[114] — первопоходник. Был при генерале Эрдели. После 2-го Кубанского похода произведен в прапорщики. Под станицей Михайловской Лабинского отдела я застал его помощником начальника команды связи Корниловского конного полка у хорунжего Ишутина.[115] Высокий, стройный, проворный, веселый, смелый на слова — его почему-то не любили в полку офицеры, его же сверстники из урядников. Возможно, потому, что он был очень разговорчив и на остроту над ним отвечал также остротой. Возможно, не любили его за активность. И когда потребовался от полка один офицер в штаб нашей 1-й Конной дивизии, коей тогда командовал генерал-майор Врангель, Астахов согласился быть там.