Дневники Льва Толстого

[…] Вот кто настоящая волшебница – это любовь. Как только сделать, чтобы полюбить, чтоб всё любить? Не пó хорошу мил, а пó милу хорош. Как сделать? Одно знаю: не мешать любви соблазнами и, главное, любить любовь, знать, что в ней только жизнь, что без нее страдание. (22.9.1895)

Если время обращения будет растянуто, если не понята внезапность, то, Толстой понимает, искать поворот будут не там. Его сущность не во времени. Так что даже и о внезапности говорить сбивает с толку. Не за быстрое время изменяются глаза, а главное – самодвижно, из свободы.

[…] Как только разум откинет соблазны, т. е. благо низшего порядка, так человек неизбежно начинает стремиться к истинному благу, т. е. к любви. (13.10.1895 <ПСС, т. 53, Дневники и записные книжки 1895–1899>)

И вот странно сказать: Толстой силой подталкивает себя к тому, чтобы это самодвижное ожило. Посмотрим как он это делает. 68-летний пишет:

Был Н. Н. Иванов. Это трудный экзамен любви. Я выдержал его только внешне и то плохо. Если бы экзаменатор прошел хорошенько вразбивку, я бы постыдно срезался. (16.5.1896 <там же>)

Что, собственно, происходит. Это аскеза не типа спортивной, где увеличивается мышца, быстрота реакции, а аскеза типа той монашеской, в которой, как мы читали у Хоружего, вся борьба идет за то чтобы из одного режима перейти в другой. Режимы не просто разные, а один полностью исключает другой. Вот почему Толстой не понял бы психоанализа: он показался бы ему недоразумением в отношении человека в режиме цивилизации и ее прогресса, и уже совсем ненужным в отношении человека в режиме узнавания себя во всём, ближе всего в человеке, но и во всём живом. А всё – организмы, земля, солнце, минералы, кристаллы (1.5.1903 <ПСС, т. 54>).

Увеличить благо людей наукой – цивилизацией, культурой так же невозможно, как сделать то, чтобы на водяной плоскости вода в одном месте стояла бы выше, чем в других. Увеличение блага людей только от увеличения любви, которая по свойству своему равняет всех людей; научные же, технические успехи есть дело возраста, и цивилизованные люди столь же мало в своем благополучии превосходят нецивилизованных, сколько взрослый человек превосходит в своем благополучии не взрослого. (14.4.1904 <ПСС, т. 55>)

Переключение из одного режима в другой не может быть ни подготовлено, ни тем более приказано из того режима, откуда надо уйти; всякое внимание к нему только ухудшает дело, он должен быть просто разрушен, растоптан.

[…] Все грехи происходят от нашего самолюбия […] забыть свое самолюбие […][118]

[…] Какое ужасное свойство самоуверенность, довольство собой. Это какое-то замерзание человека: он обрастает ледяной корой, сквозь которую не может быть ни роста, ни общения с другими, и ледяная кора эта всё утолщается и утолщается. (1.12.1900)

[…] Всякий человек закован в свое одиночество и приговорен к смерти […] (26.12.1901)

[…] Все люди закупорены, и это ужасно. (29.11.1901)

И вот что: заниматься этой тюрьмой не нужно, даже вредно, это кидать жемчуг перед свиньями. (1.12.1900)