Дневники Льва Толстого

«Рассердился на Лукьяна» за двадцать пять лет до того за то что лошади «хуже и хуже» не значит, что о нём вынесено суждение и решено, это значит именно отчет, что пишущий дневник видел себя рассердившимся на Лукьяна. И записанное через 25 лет, что Лукьян стал ему нравственно ближе всех членов семьи, вовсе не значит, что о нём вынесено другое суждение и соответственно о семье тоже, и значит опять именно только вот это: что пишущий дневник видел себя в этот день в досаде, тоске, раздражении на безделье, жадность, глупость семьи. В другой раз он увидит себя радующимся, что его дочери в амазонках хорошо одетые на красивых лошадках; в другой раз он увидит себя обвиняющим себя за то, что у него мало любви к тем людям, которые вокруг него и с которыми у него дело. Будем читать эти записи не как изучая последовательность знаков на нотоносце, а попробуем слышать тон.

Основной тон здесь дарения, жертвы. Дарение на всех уровнях, включая непонимание: не любящим его он дарит чувство превосходства над собой, насмешку над его ошибками. Этим подарком Толстой умеет подбодрить каждого. Собственно я не знаю никого, кроме Ольги Александровны Седаковой, кто не снисходителен к Толстому и не чувствует рядом с ним высоту. Вот типичное:

Он упорен и говорит чушь, но простодушный и хороший человек. (А. И. Герцен, ПСС и писем под ред. М. К. Лемке, т. XI, с. 44, письмо к И. С. Тургеневу 7.3. н.с. 1861)

Вчера вечером явился Л. Толстой (к Анне в Нескучное) и выкладывал нам свои парадоксы. (Екатерина Федоровна Тютчева, письмо 29.8.1862 в Петербург своей сестре Дарье Федоровне, Мурановский архив)

Сравнить Толстой о них.

Риля читал и Герцена – разметавшийся ум – больное самолюбие. Но ширина, ловкость и доброта, изящество – русские. (23.7/4.8.1860)

Виделся с Коршем и Тютчевой. Я почти бы готов без любви спокойно жениться на ней; но она старательно холодно приняла меня. Правду сказала племянница Тур[генева]. Трудно встретить безобразнейшее существо. (15.9.1858)

I-4 (26.9.2000)

Я сказал, что в одном отношении он не наблюдал, а соблюдал себя: в отношении заинтересованности поддержанием отрешенного, независимого наблюдения. Это то, что он был – он и хотел и культивировал в себе, любил.

Тип профессора западника, взявшего себе усидчивой работой в молодости диплом на умственную праздность и глупость, с разных сторон приходит мне; в противоположность человеку, до зрелости удержавш[его] в себе смелость мысли и нераздельность мысли, чувства и дела. (23.1.1863)

Здесь «до зрелости удержать» звучит как «несмотря на зрелость». Речь не о развертывании таланта, расцвете, акме – все эти богатства предоставлены своему развитию и обречены потом на упадок, – а о сохранении открытой целости, собранной открытости.

Она названа мыслью, чувством и делом не в смысле суммы, а так, что чувство и есть мысль, и дело это осмысленное чувство. В следующей записи чувство будет поставлено раньше мысли и дела. Пишет молодожен.